Домой Популярное Христианство – религия смерти? или За что я не люблю христианство. За что не любят православных

Христианство – религия смерти? или За что я не люблю христианство. За что не любят православных

Почему христиане не любят и обесценивают друг друга, виноваты ли в этом социальные сети, и каким образом любое обсуждение превращается в битву - размышляет священник Сергий Круглов.

Кто я такой, чтобы отрицать реальность их опыта?

– Как вы оцениваете реакцию православного сообщества на принесение мощей святителя Николая? Тех, кто стоит – называют странными, православные говорят и о том, что в принципе разделение мощей – ужасно.
– Всё, что я сейчас скажу о мероприятии по принесению мощей святителя Николая – мое личное мнение. И, повторю, право иметь такое мнение есть у любого христианина, потому что люди, объединенные в Церкви Христом и Символом веры, все-таки остаются разными, как бы та или иная группа не хотела объявить другую «еретиками», «нерукопожатными» и так далее. Говоря иначе, тех, кого Церковь в себе объединила, человек да не отлучает…
Ажиотажа вокруг подобных массовых мероприятий, атмосферы, сопровождающей их, рекламы, и прочего, не люблю (и никогда не любил, как в детстве, например, не любил парадов, демонстраций, праздников «песни и строя» и всяческого официоза). Да еще и эти коробящие новостные сюжеты в СМИ о том, как там из тела святителя ребро вырезали. В оные времена фильм «Праздник святого Йоргена» возник ведь не на пустом месте. Это раз.
Мощи святых считаю святыней, достойной почитания, солидарен в этом с отцами 7-го Вселенского собора. Это два. И одно другого вовсе не исключает.
Попытаюсь как-то объяснить… Помните слова Сергея Фуделя о «темном двойнике Церкви»? Такой «темный двойник» есть у любого, самого прекрасного и святого явления в жизни – испортить, исказить, увы, можно всё, ведь мы живем в падшем мире, полном зла.
Вот представьте: любящие муж и жена в постели. Любовь – от Бога, «брак честен и ложе нескверно» (Евр.13:4)». Но вот те же муж и жена, и то, что они делают в постели – в рекламном ролике или на билборде, – это уже грешно, это некая профанация богозданной тайны их отношений, некое опошливание святыни.
Потому святителя Николая я люблю и почитаю, обращаюсь к нему с молитвой, но на массовое мероприятие идти не хочу.
При этом тех, кто идет, осуждать не намерен.
Знаю людей, которые получали благодатную помощь святого при таких вот стояниях у мощей, среди всей этой суеты, под звон монет и блики телекамер, и кто я такой, чтоб отрицать реальность их опыта, интимную тайну их неповторимой жизни, их отношений с Богом?
Сила Божия вольна совершаться даже и во всей этой немощи человеческой, и Дух, как сказано Христом, дышит где хочет. Не отвергнуть чудо, происшедшее с другим человеком, но и не возвеличить его, не кричать: «Петя, ты не прав!», но и не кричать: «У Пети-то вон что, а потому вы там, Вася, Маша и Гоша, а ну, все будьте, как Петя!».
Вообще, перед чудом живой жизни, перед фактом явления в ней Духа Святого бывает лучше смиренно промолчать, чем торопиться крикливо, на весь интернет, его пропагандировать или отвергать.
– Ну, как мы видим, люди не особенно молчат, в социальных сетях так уж точно. Вас какие-то споры задели последнее время, кроме обсуждения принесения мощей святителя Николая?
– Поводы для споров и холиваров – у всех на слуху, от бури вокруг «Пусси Райот», постановки оперы «Тангейзер» или дела блогера Соколовского, до более частных обличений жизни тех или иных священнослужителей. Подобных «знамений пререкаемых» много, вокруг них постоянно происходят схватки «белых» и «красных»…
Не удивляет – ничего из этого, к бурям и войнам мы, увы, успели привыкнуть.
Но всегда удивляет и радует «веяние хлада тонка», проявление христианского мирного духа в людях.
В соцсетях людей этот дух бывает сложно увидеть, просто потому, что наш глаз обычно настроен на другой регистр – мы выискиваем яркое, броское, полемичное, высматриваем, «кто тут опять неправ», чтобы вступить в дебаты…А эти люди, если что и пишут, то вовсе не из позиции «над схваткой», не в примиренческом тоне, не спешат моментально отозваться на «вызовы времени» – они пишут вообще про другое, про своё, частное, про обыденную жизнь, не уставая радоваться ей.
Один из людей в моей френдленте, например, время от времени пишет одну и ту же фразу: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков». Казалось бы, что нового? Но я всегда радуюсь, встречая эту запись, и по возможности ставлю лайк.
Есть такие и вне соцсетей. Помню, после знаменательного события – встречи Патриарха с Папой в Гаване – среди знатоков «теории заговора» возникло мнение: ну вот, грядет апостасия, нас готовятся продать Западу. А тут еще и прославление святых неразделенной Церкви, а тут еще и принесение части мощей святителя Николая из Бари, и опубликованные по этому поводу дружественные высказывания Патриарха в адрес католичества.
Мне лично пришлось выслушать немало горячих речей «ревнителей православия» на эту тему. И однажды порадовала одна деревенская бабушка, случившаяся при такой беседе. Она спросила:
– А что, католики – они во Христа-то веруют?
– Веруют, – говорю.
– А в Божию Матерь веруют?
– Веруют.
– Ну и слава Богу… Я так ни одного этого католика в жизни не видала и про них ничего не скажу. А только знаю: если мы сами не будем в своих грехах каяться, то точно погибнем.

Идеология без любви – пародия на христианство

– «По тому узнают все, что вы Мои ученики если будете иметь любовь между собою», – говорит Господь (Ин.13:35). Если судить по социальным сетям, по тому, как все ругают друг друга, получается, христиан среди нас – и нет почти?
– Это если судить по социальным сетям. Однако, кроме них, есть и обычная жизнь. И в ней много, как я бы назвал, нормальных святых христиан.
Да и в социальных сетях они встречаются, разве что, может быть, их посты не на вершинах рейтингов, не собирают сотни лайков и в комментариях под ними не разводят холиваров… Такие христиане есть, я знаю их, и немало.
Вообще, слова «Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников» (Рим.2:23,24) сказаны были, вспомните, давным-давно. Ни одно христианское поколение в истории не было белым и пушистым, всегда были скорби и нестроения, люди-то приходят в Церковь такими, какие есть, и с тягой ко Христу и спасению, но и каждый со своими грехами и тараканами в голове.
Даже еще при земной жизни Христа ученики Его то спорили, кто сядет с Ним во славе справа, а кто слева, то, кипя оскорбленными религиозными чувствами, предлагали свести на «врагов православия» огонь с неба, о предательстве Иуды или Петра уж и не говорю…
То же было и в жизни первых христианских церквей, когда апостол Павел только успевал писать вразумляющие послания то коринфянам, то галатам, и автор Откровения, слушая на Патмосе грозные обращения Ангела к церквям, не переспрашивал – видимо, хорошо понимал, что такое меж членами церквей «теплохладность». И этак – какую эпоху ни возьми.
Тем не менее, вы правы: главное наше свидетельство о Христе миру – изменение нас самих в Духе Святом, явление миру преображенного по законам Царства Божия человека.
Если мы имеем самую правильную идеологию, самые пышные храмы и самый утонченный обряд богослужения, но люди в нас не видят любви – то не видят и Христа, а видят, в худшем случае, некую пародию на христианство. Об этом за века многажды говорили и святые отцы, и христианские авторы, от именитых писателей и богословов до обычных пользователей соцсетей…
– Понятно, что в обществе – социальная напряженность и прочее, но вроде ж христиане узнали такое, что их жизнь должна измениться и изменить хоть что-то в радиусе нескольких метров вокруг, а этого даже близко нет…
– Это беда общечеловеческая: от Бога в нас заложено стремление к правде. Но падший мир так исказил человека, что каждый видит эту правду по-своему, мало того, стремится утвердить среди ближних свою правду самой правильной… Из-за этой «правды» столько взаимной ненависти, неприязни, войн на свете. Потому Бог и настаивает в Своей заповеди на первенстве любви, потому так часто и обличает нашу «правду» как ложь, уничтожающую любовь.
Да, христиане – первые, кто должен бы это понять и принять, мало того – являть эту истину о любви миру. Увы, это далеко не всегда так, у нас часто не хватает ни покаяния – признать неправоту своей частной правды и правоту Евангелия, ни принятия своей немощи перед лицом людей, этого своего несовершенства как кенозиса, как повода для горячей нелицемерной молитвы: «Господи, я ничего не могу, но Ты Сам помоги всем вокруг познать тебя Духом Святым!» Однако не стоит отчаиваться, как пророк Илия в пещере: и живые святые есть, и Церковь жива. Ищущий – обрящет.

«Забаню, и его больше нет в природе»

– А почему любое явление – значимое или мелочь – именно среди православных превращается в битву: «Кто хочет в церковной жизни хоть что-то менять – еретик и отступник», «Кому не нравится Гарри Поттер, те – непросвещенные дикари»? И так – до бесконечности…
– Это – и падшая природа человеческая. И – явление времени.
Иным православным кажется, что Церковь в России сегодня стала особенно по-земному сильна, и велик соблазн счесть ее «партией», которая укрепляет своих членов «чувством локтя» и призывает обращать неверных силой…Вспомним историю, такие периоды в жизни Церкви уже бывали, от расколов на «я Павлов, а я Аполлосов» и раздирания единого Тела Христова на части по политическим, национальным и прочим земным мотивам, до например русского старообрядческого раскола, и буквального сбывания слов: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3:12).
Вспомним историю с прославлением во святых преподобного Серафима Саровского, или печальную поговорку синодального периода, ходящую среди народа, желающего читать Евангелие: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и жандарм между ними»… Нет ничего в этом отношении нового под солнцем.
Всем нам хорошо бы нам было извлекать из внимательного изучения церковной истории какие-то уроки для себя сегодняшних.
– Христианство учит видеть конкретного человека, говорит о ценности каждого. А мы постоянно обесцениваем этого каждого, например, оскорблениями, криком “а ты посмотри-ка на себя”, и так далее. Социальные сети этому помогают или так было всегда?
– Социальные сети чего-то принципиально нового в эту ситуацию не внесли. Они только ярко выявили и обострили некоторые моменты. Скажем, возможность высказываться, о чем хочешь, в режиме реального времени, и создание иллюзии, что можно строить собственную мини-реальность, подавлять несогласных совершенно безнаказанно (Достал меня не согласный со мной оппонент? А я его забаню, и всё, его больше нет в природе!).
Эффект искажения реального восприятия человека создает и то, что, общаясь в чате, ты самого человека не видишь, видишь буковки и смайлики, и так часто поддаешься искушению не приложить усилия и разглядеть за написанным реального человека, а вложить в его слова свой смысл, и отвечать не реальному собеседнику, а этому придуманному тобой «смыслу»… Такое своеобразное сумасшествие получается: говоришь словно бы с созданным твоим воображением призраком, очень удобно…
Но у социальных сетей есть и свои достоинства, например, возможность общаться с интересными, но далеко живущими людьми так, как в доинтернетную пору общаться не могли. Есть даже новые аспекты понимания аскезы, порождаемые переживанием осознания опасностей пребывания в соцсетях, это опыт, который человеку «поколения хай-тек» может помочь по-новому переосмыслить советы преподобных подвижников и суметь применить их в собственной жизни… Так что создателям интернета все-таки скажем спасибо.

«Нет, это ты признай мою правду и изменись!»

– Не кажется ли, что такая напряженность может быть шагом к расколу и «вспыхнуть» может от чего угодно?
– Кажется иное: за века в Церкви уже раскололось все, что могло расколоться. Однако, есть поговорка: «Когда кажется – креститься надо». То есть – надеяться на Бога и стараться искоренить причину раскола – нелюбовь – в себе самом.
Нет, не в себе самом? А в ком? В супротивнике?
Изменить супротивника: «Нет, это ты признай мою правду и изменись!» – человек пытается веками, и никогда ничего не получается…
– Вообще – что делать в этой ситуации, как сохранить себя, ведь мы все равно живем в мире со страстями?
– На вопрос «что делать?» Евангелие и Сам Христос отвечают нам уже две с лишним тысячи лет. Надо только сделать над собой усилие и перейти, наконец, от вопрошаний о том, что нам давно открыто, к хоть каким-то действиям, в первую очередь – по изменению, в соработничестве с Богом, самих себя.

В редакцию портала «Православная Жизнь» приходят разные письма. В одних – люди высказывают слова поддержки и благодарности, в других – обвиняют всех и вся. Мы отобрали несколько предъявленных обвинений в адрес православных и попросили Андрея Музольфа, преподавателя Киевской духовной семинарии, прокомментировать их.

– Андрей, мы бы хотели Вас попросить прокомментировать ряд претензий в адрес православных. Итак, обвинение первое – лицемерие. Христиане, мол, только любят говорить о любви, но сами не очень-то любят ближних. Слова с делами у православных расходятся. Верно ли такое замечание?

– Если в христианах нет любви – это вовсе не повод говорить о том, что наша религия ложная. Так, один известный православный богослов однажды сказал о себе: возможно, я и плохой человек, но все, что я говорю о Боге, – это истинная правда.

Если в нас нет любви – это признак нашего отчуждения не только от ближних, но и от Бога. Святой апостол Иоанн Богослов – апостол любви – говорит: «Кто говорит: “я люблю Богаˮ, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20).

Человек, к сожалению, не всегда достигает той высокой планки, которая называется «Православием», но все же к ней стремиться необходимо. За Литургией все мы на призыв священника: «Святая святым» – отвечаем: «Един Свят – Един Господь». Эти слова означают, прежде всего, то, что только Бог Свят в полном смысле этого слова. Мы же, люди, становимся святыми исключительно по мере причастности к Нему как Источнику Святости.

Относительно же того, что у нас, христиан, зачастую слова расходятся с делом, можно сказать лишь одно: христиане – это такие же люди, как и все. И у каждого из нас есть свои слабости, свои недостатки, свои пороки. И когда наши недостатки берут верх – тот свет, которым христиане должны светить всему миру, становится тьмой, закрывающей от окружающих нас людей Бога.

Поэтому мы и должны прежде всего следить за тем, чтобы не стать соблазном для наших ближних, ведь последнее – одно из самых страшных духовных преступлений, так как «кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18:6).

– Второе обвинение: православные всех осуждают. И этим нарушают данную Христом заповедь «Не судите». Православные осуждают всех, кто не ведет такой же образ жизни, как они. Всех инакомыслящих. Имеет ли это утверждение основание?

– Все зависит от человека. Бог не ломает человека, даже когда он приходит в Церковь. У каждого из нас всегда остается свобода выбора – жить вместе со своими грехами и пороками или же освободиться от них. Точно так же дело обстоит и со страстью осуждения. Если бы Бог менял человека сразу же после Крещения, например, или после участия в других Таинствах – это был бы уже не человек, а некий робот, запрограммированный только на добро.

Но Господь, по словам В. Н. Лосского, всегда идет на большой риск, предлагая человеку Свою благодать во спасение, от которой каждый из нас имеет право отказаться.
Осуждение же, по словам преподобного Антония Великого, очень коварный грех, потому что, осуждая кого-либо за те или иные проступки, мы, сами того не замечая, можем впасть во власть осуждаемого нами греха и, таким образом, из осуждающих легко сами станем осуждаемыми.

Самый лучший пример относительно возможности или невозможности осуждения ближних дал нам Сам Господь наш Иисус Христос, когда жене, взятой в прелюбодеянии, сказал: «Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин. 8:11). Он показывает, что мы должны с сострадательностью относиться к слабостям наших ближних, осуждая не самого человека, а только грех, который разрушает нашу природу изнутри.

Святые отцы, бытие которых является для нас образцом подлинной духовной жизни, никогда не считали себя выше или лучше других, например, нехристиан. Многие подвижники говорили о себе: «Все спасутся, один я погибну», но никто из них не утверждал: «Я один спасусь, а все остальные погибнут». Об этом следует помнить всем нам.

– Третье обвинение – православные ограниченны, узко мыслят, игнорируют культурные, этнические, социально-экономические, интеллектуальные факторы, отрезая себя от огромного ресурса многовекового опыта. Прокомментируйте, пожалуйста.

– Православные никогда не игнорировали культурные, этнические или же интеллектуальные факторы. Святитель Филарет, митрополит Московский, писал: «Вера Христова не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством». Об этом же сказал и великий ученый-естествоиспытатель М. Ломоносов: «Правда и вера суть две сестры родные, дочери одного Всевышнего Родителя, никогда в распрю между собой прийти не могут, разве кто из некоторого тщеславия и показания собственного мудрствования на них вражду восклеплет».

Таким образом, мы видим, что невежество – это не обязательно признак верующего человека. Если мы посмотрим на жизнь величайших ученых-исследователей, оставивших свой неизгладимый след в той или иной науке, то увидим, что большинство из них были людьми верующими. Вера нисколько не мешала им трудиться во благо науки. И даже наоборот: по словам многих ученых, именно вера была тем движущим фактором, который способствовал исследователям в продвижении вперед. Так, известный физик лорд Кельвин говорил: человек не должен бояться мыслить свободно, ибо через мышление, через науку мы обретаем веру в Бога.

– Следующее обвинение: нехристианское общение в соцсетях. Например, православные размещают язвительные и обидные материалы, стараются унизить, оскорбить собеседника, насмеяться над ним. Околоцерковных пользователей такое общение в соцсетях отталкивает от Православия. Люди, мол, годами ходят в церковь, а ведут себя как варвары: самодовольно осуждают других, причиняют боль своим же, православным. Что-то не так тогда с вашей верой...

– В таких ситуациях раскрывается внутренний мир человека, притом неважно, какого он вероисповедания. Православный христианин всегда старается исполнять заповеди Христовы, первая из которых – о любви: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).

Соцсети же стали очень хорошим показателем, так сказать, лакмусовой бумажкой нашей человечности. Ведь зачастую мы не можем или не хотим в силу различных причин, например – стыда или лицемерия, сказать своему ближнему все то, что мы о нем думаем. В соцсетях же каждому из нас не составит труда восполнить этот пробел, так как всегда есть возможность скрыться за маской выдуманного персонажа и таким образом облить кого-нибудь грязью. А если даже мы и не прячемся за вымышленным ником, все равно просторы интернета развязывают наши мысли, и мы позволяем себе такие высказывания, которые мы вряд ли бы смогли произнести в личном общении. И плохо здесь не столько то, ЧТО мы говорим, сколько то, КАК мы это говорим, какую технику для этого используем. К сожалению, имя техники – лицемерие.

Мы сразу стараемся очернить нашего оппонента, который, по сути, является нашим ближним, по максимуму – так, чтобы все узнали, насколько он плохой человек, забывая при этом заповедь Божию: «Если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:15–17).

Беседовала Наталья Горошкова

Новости часто описывают людей веры как безнадежно отсталых от жизни фанатиков, пикетирующих похороны, инициирующих антинаучные компании. Внецерковные люди – такие как я, детство которых не проходило в церковной среде – верят во все эти россказни масс-медиа. Когда же я вручил свою жизнь Христу, то увидел подлинную красоту Христа и понял, что многие мои представления о христианах были ошибочными.

Ниже представлены шесть самых распространенных стереотипов о христианах. Моя молитва – чтобы мы любили неверующих, несмотря на их превратные суждения о нас, и старались своею жизнью показать ошибочность их ложных представлений о последователях Христа.

1. Христиане – скучный народ

Не очень весело проводить время с теми, кто отказывается от алкоголя, курения и азартных игр – так считают неверующие. То, что мы называем святостью, они считают “лишением себя радостей жизни” . На христиан навешивают ярлык “нудных” по той причине, что ни не смотрят некоторые жанры фильмов, не слушают некоторые стили музыки и не посещают увеселительных мест, где обычно собирается честной народ – бары, ночные клубы и т.д. Именно такими (нудными) я считал христиан до своего обращения.

2. Христиане постоянно осуждают других

Людям не нравится, когда им указывают на их аморальный образ жизни. Внецерковные люди росли в обществе, где их не учили, что пьянство, нескромная одежда и беспорядочные половые связи – это плохо. Наоборот, они привыкли к тому, что все это, по сути, поощряется. Поэтому, кода они слышат, как христиане называют все эти вещи греховными, за которые “их, неверующих, ждет ад” , они объясняют это склонностью верующих осуждать других, придумывать и навязывать никому не нужные правила.

3. Христиане – лицемеры

Нередко все, что я слышал ранее о христианах, – это были какие-то последние скандальные новости. Очередной пастырь был пойман в прелюбодеянии или на краже денег; и сразу же все начинали говорить о лицемерии христиан. Мир ожидает от нас, верующих, соблюдения высоких моральных стандартов, поэтому пока наши слова не перестанут расходиться с делом, у неверующих будет предостаточно поводов считать, что все христиане – не более чем лицемеры. Достаточно одного морального падения, чтобы пятно легло на всех верующих.

4. Христиане слишком замкнуты

Если христиане не занимаются евангелизмом, у них, как правило, очень мало или совсем нет неверующих друзей. Нам постоянно твердят с кафедры, что “дружба с миром – вражда против Бога” . Однако, отвергая мирские ценности, ми нередко отвергаем и самих мирских людей. Когда неверующие видят, что мы дружим лишь с “единоверцами”, они воспринимают нас как замкнутую, гордую “касту святых”.

5. Христиане живут на другой планете

Обычные “нормальные” люди не понимают фраз типа: “Я был освящен и омыт кровью Агнца” . У некоторых от этих слов кровь стынет в жилах. Когда люди слышат такие специфические церковные фразы, им кажется, что христиане живут на другой планете. Они переживают культурный шок, слыша наши слова, музыку, христианские “остроты”, смотря наши фильмы и наблюдая наши традиции.

6. Христиане – враги в духовном смысле

Писание содержит риторический вопрос в 2 Кор. 6:14: “Какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?” Иногда христиан ненавидят просто за то, что они несут свет. Христиан критикуют за плохие поступки и нередко ненавидят их за хорошие поступки. Сколько бы мы ни делали добра, сколько бы ни проявляли любви – даже если бы мы стали идеальными, – мы все равно будем врагами миру, поскольку в нас обитает Дух Святой.

Подписывайтесь:

Какой вывод?

Этот короткий список поможет вам взглянуть на себя глазами внецерковных людей. Считаю, что в деле евангелизации наилучшая стратегия должна быть следующая: своим образом жизни опровергать многие негативные представления неверующих о нас. Если мы покажем неверующим людям, что мы в действительности лучше, чем тот имидж, который у них сформировался о нас, у многих может возникнуть мысль, что и Бог в действительности намного лучше того представления о Нем, которое у них до этого было. Так оно и есть: Бог несравненно лучше!

В данный момент очень многие задают мне вопрос: за что вы не любите христианство ? Поскольку ответить всем лично становится затруднительным, я решил добавить этот пост, и те, кто хочет задать мне вопросы по сказанному, имеет здесь эту возможность.

Как правило, вопросы начинаются со слов: «Как вы смеете!», поэтому заранее говорю: «Смею», или, как вариант: «Кто дал вам право!» Отвечаю: конституция РФ, в которой закреплены мои права на свободу совести и свободу слова.

Итак, начну я с двух утверждений:

1. Для того, чтобы быть порядочным человеком, необязательно быть верующим.

2. От отсутствия совести не спасает никакая религия.

Претензий к христианству у меня много. И к вере, и к церкви. В букваре, по которому я учился читать, было написано: "Мы не рабы". А еще в школе я изучил мысль: «Человек – это звучит гордо».

Самым порочным в христианстве я считаю идею загробного воздаяния. Эта идея о высшей справедливости после смерти позволяет человеку мириться с существующим укладом жизни, снимает с него ответственность за то, что вокруг него происходит. Мне не хочется углубляться в психологические дебри, но 9 из 10 человек, с которыми я говорил об этом, не готовы психологически признать, что после смерти зло будет наказано. Я думаю, зло наказано не будет. Это нелогично. Христианство дает слабому человеку убежище от ответственности, надежду, которая позволяет ему спокойно спать, когда вокруг творится несправедливость (с его точки зрения).

Христианство освобождает человека от рассуждений, давая четкие инструкции без права их осмысления. То есть, осмыслять можно, но только с одной целью – прийти к выводу об их правильности и необходимости исполнения. Христианство освобождает совесть человека от бремени принятия решений, четко разделив понятия добра и зла.

А теперь представьте человека частью мира. Мира, в котором растет трава и светят звезды. Как перевернется ваше представление о добре и зле, как исказятся эти понятия! Вам нужно будет сначала понять место человека в этом мире, а потом осознать, как тот или иной ваш поступок отзовется на вашей же жизни. В масштабе мира и на долговременном промежутке. Вам придется честно ответить на множество вопросов. Вам придется срубить дерево (совершить убийство в глазах язычника) и застрелить зверя (и это тоже убийство). Вам придется отдать себе отчет в том, что для выживания вам необходимо творить зло. И определить меру зла, которую вы можете себе позволить. И свести это зло к минимуму. Можно отказаться от мяса, но это приведет в конечном итоге к неполноценности ваших детей на генетическом уровне, потому что растительный белок не обеспечивает необходимого для строительства организма аминокислот. Можно отказаться от дров в печи, но тогда вы умрете от холода.

С христианина снята ответственность за зло, которое он причиняет миру – богом. Если он не нарушает заповедей, его совесть спит спокойно, ему не надо мерить свои поступки. Если же он нарушает заповеди, то его ответственность лежит не перед теми, кому он чинит зло, а перед богом. И формальное отпущение грехов, и истинное покаяние очищают его совесть без всякой попытки исправить содеянное. Вот грохнул Раскольников старушку, покаялся, вроде как и чист перед богом. А старушку кто вернет? Никто не вернет старушку, необратимую вещь совершил, подлец, и думает, что молитвой это исправит. Не исправит.

Я не хочу сказать, что язычество – панацея от слабости, и только оно сделает человека смелым и честным. Но христианство убивает в человеке честность и смелость (а так же ряд других качеств, которые я ценю в людях и особенно в мужчинах). Убивает подспудно, на очень глубоком подсознательном уровне. Вряд ли язычник рассуждает, подобно мне, отдавая в жертву за срубленное дерево кусок хлеба. Нет, он впитывает мораль с рождения, в молоком матери. Так же как и христианин впитывает свое.

Изложив первую претензию, можно переходить ко второй: гордость. Самоуважение. Осознание возможности расти и достигать немыслимых высот. Дорасти до богов и подняться еще выше. Что мне скажет на это христианство? Что я – червяк. Что человек должен осознать свою греховную природу, греховную от рождения. Низость свою осознать.

Тому, кто желает осознать свою низость, я могу пожелать только удачи в этом начинании.
А я – тот самый человек, который звучит гордо. И предпочту умереть стоя, чем жить на коленях.

Я уважаю себя. И это позволяет мне уважать других. И тех, кто в чем-то стоит ниже меня, и тех, кто летает неизмеримо выше. Я кланяюсь в пояс своим богам, как родителям.

Христианство – религия смерти. Все, что происходит с христианином, измеряется одной меркой: что с ним будет, когда он умрет.

Ну а теперь, по пунктам, претензии к церкви. И церковь неотделима от веры, как бы против этого не выступали 9/10 тех, кто называет себя «православными».

1. Христианство – религия управления народами. Все вышесказанное дает церкви в руки потрясающие козыри: превращение людей в покорное стадо, которым удобно управлять.

2. Церковь во все времена стремилась к власти и к деньгам. И православная церковь – не исключение.

3. Церковь – это мракобесие. Это тормоз науки и процесса познания. И сейчас, и сейчас тоже, хотя, казалось бы…

4. Церковь – это обман. Это замалчивание истории, или прямое вранье в пользу церкви.

5. Церковь – это пи-ар, мощный, на государственном уровне. Это манипуляция сознанием миллионов людей. И у этих манипуляций две цели: деньги – сегодня, и управляемый народ – завтра.

Верующему человеку такая постановка вопроса покажется странной. Однако есть люди, которые действительно не только не любят Церковь, но и восстают против нее, видят в ней своего врага, а на деле сами являются ее непримиримыми врагами… Нелюбовь может иметь разные объекты и разные проявления. Кто-то не любит чай с лимоном — и не пьет его. Кто-то не любит Моцарта — и не слушает его произведения. Кто-то не любит, подобно поэту Владиславу Ходасевичу, гулять — и не гуляет. Ну а кто-то не любит Церковь. Что ж, можно тогда просто в нее не ходить. Но нет! Нелюбовь эта обязательно находит свои проявления в непрестанных обвинениях, клевете, требованиях «запретить», «упразднить», «не пущать». И это — в нашем, ко многим по-настоящему страшным явлениям совершенно равнодушном, обществе! Что же так раздражает, что внушает такую обеспокоенность, вынуждает «действовать»? Существующие на сегодняшний день претензии к Церкви более или менее известны: они регулярно предъявляются ей на страницах периодических печатных изданий, в теле- и радиоэфире. Попытаемся вкратце разобрать наиболее распространенные из них, а вместе с тем предложить свой вариант ответа, кто же и за что на самом деле питает к Церкви такую активную неприязнь.

«Господствующая религия»,
или «Продолжение традиций тоталитаризма»

Мы живем сегодня в стране, в которой очень многое построено на критике и отрицании, так что до сих пор процессы деструктивные парадоксальным образом преобладают над созидательными. Сознание определенной части наших соотечественников формировалось в условиях деятельного «демонтажа» советской системы и какого-то совершенно неудержимого порыва (или прорыва) к свободе в самом широком смысле этого слова. Система действительно была страшной, «шаг влево, шаг вправо» расценивался как попытка бунта, о свободе — особенно совести, веры — говорить не приходилось. Но вот система демонтирована, идеологический отдел ЦК КПСС вкупе с аналогичным управлением КГБ СССР больше никому не приказывают, как жить, о чем думать, во что верить. Однако люди, главным содержанием жизни которых стала ожесточенная «борьба против…», а жизненным кредо — либерализм, так и остались заложниками уже сложившейся психологии.

На каком-то внутреннем, почти подсознательном, уровне они ищут нового противника, нового «ограничителя свобод». И находят его — в лице Церкви. Дело в том, что в современном хаосе вседозволенности, «толерантности», доходящей до беспринципности, Церковь практически одна выступает как институт предельно консервативный (то есть — верный своим традициям), постоянно заявляющий о наличии такого понятия, как нравственность, и, как следствие,— о безнравственности образа жизни, уже ставшего сегодня преобладающим. Так Церковь автоматически становится врагом, которому предъявляется целый комплекс тяжких обвинений.

Православие в России (как, например, в Болгарии, Сербии, современной Греции) традиционно являлось государственной, а первоначально и «государствообразующей» религией. И, несмотря на семидесятилетнее истребление веры в Советском Союзе, большинство наших соотечественников до сего дня говорят о себе именно как о православных. В числе их — и многие современные государственные деятели, и военные, и люди науки, и состоятельные предприниматели. Благодаря этому, а в большей степени в силу того влияния и доверия, которыми пользуется в обществе Церковь, государство все чаще прибегает к ее помощи (так что даже возникло такое выражение, как «социальное партнерство» между государством и Церковью).

Более того, уже добрый десяток лет в нашей стране звучат — достаточно беспомощные — слова о том, что Россия — государство без идеологии, а идеологии между тем как не было, так и нет. И кое-кто уже всерьез начинает поговаривать, что такой идеологией должно стать Православие (что, конечно, не совсем правильно: религия не может быть идеологией, просто в основу идеологии могут быть положены принятые Православием принципы отношения к государству, человеку, нравственным проблемам и т.п.). Закономерно также, что государственные структуры прибегают сегодня к услугам православных экспертов, когда речь идет о нейтрализации деструктивной деятельности на территории России тоталитарных сект, уже давно воспринимающихся мировой общественностью в качестве одной из наиболее серьезных угроз современности.

Все это вкупе вызывает немалое раздражение и у тех, кто воспринимает свободу исключительно как независимость от «сковывающих» нравственных устоев, и у тех, кому чужды стремления некоторых сегодняшних политиков к созданию сильного, сплоченного государства. Раздражение приводит к формулированию целого комплекса «политических обвинений».

Наиболее распространенные из них такие: «Православие стремится к господству в России за счет приобретения статуса государственной религии», «РПЦ занимает в стране место ушедшего в небытие идеологического отдела ЦК», «Церковь преследует инакомыслящих» (последнее — о сектантах).

О первом говорить просто странно. Разве Церковь — партия, общественная организация, «ложа»? Нет. Никаких политических целей она не преследует; более того, в отличие от советских времен, священнослужители Русской Православной Церкви, согласно ее Уставу, не имеют права на участие в выборах, не могут являться представителями как законодательной, так, тем более, и исполнительной ветвей власти.

Есть такое выражение, как «восстановление исторической справедливости». Ее добивались и добиваются граждане государства Израиль (само образование этого государства уже явилось актом восстановления такой справедливости), представители армянской диаспоры, репрессированных народов Кавказа. К этой же справедливости, хотя бы частичной, стремится сегодня и Русская Церковь. Большинство ее веками созидавшихся храмов было разрушено, «культурные ценности» (церковная утварь, иконы, облачения и т.д.) изъяты, движимое и недвижимое имущество в стране и за рубежом незаконно отторгнуто. За это прощения у Церкви официально никто не просил — ни гонители, ни государственная власть. Но это не самое страшное. Гораздо страшнее — сотни тысяч верующих людей, убитых, замученных, доведенных до смерти в лагерях только лишь за то, что они не пожелали отречься от Христа. И за это перед Церковью также никто не каялся.

По всему миру действуют израильские «центры памяти о Холокосте», вся планета призывается к памятованию о трагедии еврейского народа. Армяне год за годом точно так же напоминают миру о совершенном в их отношении турками геноциде. Об этом пишут и говорят с сочувствием, такая историческая память вызывает уважение. Но почему же так раздражает любое напоминание о той трагедии, которую пережила в ХХ столетии Русская Церковь, почему кровь ее чад не имеет никакой цены, почему она, в конце концов, не имеет права требовать «справедливости», а если и осмеливается хоть как-то «бороться» за нее, то слышит в свой адрес такие горькие и несправедливые упреки?

Совсем непонятно, какая связь между Церковью и КПСС. Идеология последней (в том числе и в ее моментах, касающихся Церкви) хорошо известна. Родственно ли ей нравственное и богословское учение Православия? Кажется, на этот вопрос любой, даже самый предвзятый, человек ответит отрицательно. А если кому-то из нынешних политиков оказывается близка та система духовных и моральных ценностей, которая десять веков была для России традиционной, то что же в этом худого?

И уж совсем абсурдно обвинение в преследовании инакомыслящих. Церковь не имеет репрессивного аппарата (и государство для нее таковым совершенно объективно не является). В наши храмы, центры реабилитации жертв тоталитарных культов приходят люди (или их близкие), искалеченные сектами, в которых они оказались, зачастую — совершенно утратившие способность к социальной адаптации. Не свидетельствовать об этом, не предупреждать своих сограждан об опасности мы не можем. Почему же это воспринимается как «борьба за власть», «преследование» и т.п.? Разве не уместнее здесь говорить просто о том, что мы поступаем в соответствии с тем, чего требует христианская совесть: видим угрозу и заявляем о ней?

«Современные мракобесы»

Еще одно традиционное обвинение — в отсталости, непроходимой «дремучести», мракобесии. Дескать, сама Церковь безнадежно отстала от времени и старается других утянуть назад, в прошлое, выступает этаким «тормозом прогресса». Да и то самое, что можно верить в «чудеса», уже представляется признаком некой ограниченности, ущербности сознания («Как можно всерьез говорить об этом?», «Бросьте вы свои сказки!»).

Мы не будем в ответ на это напоминать о том, что в свое время именно Церковь была весьма действенным «двигателем культуры и прогресса». Разговор о дне сегодняшнем. А он со всей наглядностью показывает, что и духовенство, и верующие миряне — люди в высшей степени современные… к сожалению. Да, действительно, мне, например, жаль, что в силу необходимости нам приходится входить в проблематику сегодняшней политической и экономической жизни общества. Приходится пользоваться современными техническими средствами, без чего мы просто «выпали» бы из мира, в котором нам нужно служить и действовать. Кем только сегодня не становится «по совместительству» настоятель прихода! И строителем, и юристом, и, конечно, администратором, и «блюстителем порядка». Положение и необходимость обязывают: и захочешь остаться мракобесом и «тормозом», «отсидеться в тиши», да сама жизнь не даст, всему научит…

«Церковный бизнес»

Следующий упрек, по сути,— диаметрально противоположен предыдущему. Если одни видит в Церкви «политическую организацию», другие — сборище мракобесов, то третьи — «бизнес-корпорацию». Священники представляются людьми, стремящимися получить за оказанные «услуги» максимально высокую оплату, церковная торговля — едва ли не святотатством.

Кажется, основа подобного отношения — характерная для определенного склада людей привычка считать не принадлежащие им деньги, изучать содержимое чужих карманов и при этом ни в коем случае не замечать чьих бы то ни было проблем. Послушать да почитать иных журналистов, так складывается впечатление, что сегодня лучший способ поправить свое материальное положение — это «пойти работать священником». И будто бы во многих случаях именно такое рассуждение определяет выбор молодого человека, решившего поступить в семинарию.

Когда-то в журналистике был популярен такой прием: журналист получил задание стать… (и далее указывалось, кем именно стать ему поручили и что из этого он вынес). И наверное, неплохо было бы, если бы журналист, пишущий о священниках-миллионерах, получил как-нибудь задание стать приходским пастырем — причем не в храме, который кто-то уже восстановил, положив на это свои силы и здоровье, а в храме только открывающемся, в котором еще нет ни штата, ни певчих, ни прихода как такового, а только лишь один расход. И пусть он поживет так (да не один, а с семьей, да еще не в городе, а в сельской местности — как и большинство) и уже после этого пишет о «легких церковных деньгах».

Получает священник храм, в котором крыша есть, но она течет, стены целы, но штукатурка с них осыпается, полы не проваливаются, однако протерлись до неприличия. И что ему делать? Махнуть рукой и сказать: «Ладно, так сойдет!»? Да ведь это храм Божий, в него приходят молиться люди, и выглядеть он должен достойно. Продать свою квартиру? Объявить голодовку на центральной площади города (села)? Выход напрашивается, да и есть, только один: искать деньги. И приходится бедному батюшке день за днем обивать пороги разных кабинетов, ходить в полном смысле с протянутой рукой и — пытаться «правильно организовать» храмовую торговлю. Вряд ли ради этого только он принимал сан. И тем более не для того, чтобы называли его за это сребролюбцем. А просто есть такая вещь, как долг служения Богу, Церкви и людям, и именно ради него приходится и просить деньги, и зарабатывать их, и напраслину терпеть.

Да, такой сферы, в которой не находилось бы места злоупотреблениям, нет. Случаются они и в Церкви. И действительно, не на нищих, разоренных приходах, а там, где есть «чем поживиться». Но только почему же именно эти негативные примеры становятся определяющими при оценке православного духовенства? И почему чье-то рвачество дает право обвинять озабоченного поиском необходимых средств настоятеля в грехе сребролюбия?

И еще маленькое дополнение: те же самые люди, которые с такой легкостью и вместе с тем резкостью судят о «попах-корыстолюбцах», совершенно спокойно (толерантно) относятся к представителям западных сект, действующих на территории нашей страны. Сект, которые представляют собой баснословно богатые транснациональные финансовые корпорации, первоначальную материальную базу которых составили (да и постоянно продолжают питать) средства рядовых членов этих культов, продававших из «послушания» своим лидерам как собственные дома и квартиры, так порой и самих себя — в самое настоящее, реальное рабство. Почему все это покрывается любовью и снисхождением, хотя нет у этих сект ни разрушенных храмов, ни разоренных монастырей, которые надо возвращать к жизни из небытия? Трудно сказать…

«Моральный облик»

Парадоксально: авторы, которых, судя по другим их публикациям, уже совершенно не интересуют какие бы то ни было вопросы нравственного характера (существовавшие в советские времена в органах печати отделы морали давно упразднены), в высшей степени придирчиво исследуют «моральный облик» современного духовенства. Периодически в печати и на ТВ появляются «жареные» материалы, которые, с точки зрения их создателей, должны свидетельствовать о нравственном разложении клириков Русской Православной Церкви. Иногда речь в них идет о «крутых иномарках», на которых ездит тот или иной священник, иногда — о «злоупотреблении служебным положением» (варианты злоупотреблений могут предлагаться различные), иногда — о том, что в православной традиции именуется падением, то есть о различных грехах против целомудрия.

Каждая такая публикация — выстрел в Церковь, в Тело Христово, энергия этого выстрела — порой ненависть, порой подлость, порой смешанное с честолюбием невежество. «Стреляющие» так или иначе достигают своей цели. Подобные сюжеты и публикации способствуют формированию в кругах людей, не живущих церковной жизнью, совершенно ложного отношения к духовенству как к некой корпорации, внутри которой творятся темные, греховные дела, тщательно скрываемые от постороннего взора.

Больно ранят такие материалы и людей церковных: порой и в их души закрадывается змейка неоправданной подозрительности, недоверия по отношению к своим (или «чужим») пастырям. Но чаще происходит другое: верующие люди воспринимают (и в какой-то мере вполне справедливо) подобный «черный пиар» как вражду против Православия и, следовательно, против них самих и очень неуютно чувствуют себя в стране, где такая вражда оказывается допустимой.

Однако главное «противоядие» здесь одно: трезвое отношение ко всему, что пишут в газетах и показывают по телевизору, и ясное понимание того, что, к сожалению, и там, и там очень много самой низкопробной лжи. (Один склонный к афористичным высказываниям писатель — последний начальник советской разведки Леонид Владимирович Шебаршин — как-то назвал телевидение средством общения мошенников с простаками. Жестко, но поразительно точно.)

На наших глазах в прессе и на телеэкране различные политические и финансовые группы выливают друг на друга целые потоки грязи, предъявляют друг другу самые страшные обвинения. Тратят на это колоссальные средства. И не меньшие — чтобы доказать потом электорату или потребителям свою собственную невиновность (либо хотя бы виновность не во всем), или, как это сегодня называют, «отмыться». Оправдано ли будет, если и Церковь частично включится в этот процесс, то есть начнет так же оправдываться, доказывать свою чистоту и невинность, отстаивать ту истину, что очередное обвинение — ложь, «компромат», сфабрикованный из несуществующих фактов? Думаю, что в полной мере это невозможно по двум причинам: во-первых, это все-таки ниже ее ни с чем в этом мире не сравнимого достоинства. Во-вторых, чтобы выступать в этой игре со своими противниками на равных, у нее просто-напросто нет необходимых для этого денежных средств.

Ложь и клевета — орудия врага рода человеческого, клеветника и лжеца искони (см.: Откр. 12, 10; Ин. 8, 44). Этими орудиями он пользовался в борьбе против христианства еще на самой заре его истории: и древних христиан в чем только ни обвиняли: и в разврате, и в совершении кровавых жертв… Так что по сути то «новое», с чем мы сталкиваемся сегодня,— еще не забытое старое.

Правды ради следует, впрочем, сказать и о том, что, согласно верной народной пословице, в любой, даже самой доброй семье, а тем более такой большой, как Церковь, обязательно бывают свои «уроды». Бывают люди, в том числе и священники, которые не понимают сути своего служения или забыли ее и живут и поступают недостойно своего сана. Трудно этому удивляться: в Церковь люди приходят из мира очень испорченного, развращенного, посреди того же мира они совершают и самое свое служение. И если кто-то оступается и падает, то отношение Церкви к таким людям — сострадание и милосердие, она увещевает их покаяться и исправиться. Если же болезнь оказывается неисцельной, то рано или поздно подобные священники запрещаются в служении, к ним применяются слова апостола Иоанна Богослова: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. 2, 19).

Однако разве эти немногие отрицательные примеры могут свидетельствовать о «моральном облике» клира в целом? Если какой-нибудь душевнобольной парикмахер вдруг зарежет своего клиента, то вряд ли из-за этого люди начнут обходить парикмахерские стороной и стричься дома. Но если использовать этот отдельный факт для нагнетания массовой истерии в прессе, то вполне возможно, что стрижка на дому станет для многих предпочтительной. Пример примитивный, но так же примитивен и «ход против Церкви»: «если среди «них» встречаются подобные люди, то значит, и все они такие!».

Что противопоставить этому напору и этой так явно звучащей в хоре антицерковных голосов фальши? Опять-таки — элементарную трезвость и логику, которые чаще всего помогут отличить истину от вымысла. Или хотя бы заставят задуматься, насколько «качественный» продукт предлагают в данном случае СМИ своему столь доверчивому «простаку»-потребителю.

«Ханжи в черных рясах»

Церковь подвергается нареканиям за свою «несовременность» и еще в одном отношении. Несовременным сегодня некоторым очень «продвинутым» людям представляется нравственное учение Церкви, в первую очередь — о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, о добродетели целомудрия. Кажется, мы живем уже даже не в тот век, когда масскультура посредством своих глашатаев призывала «стряхнуть с себя оковы предрассудков», «освободиться от условностей», делать то, что хочется, «прямо здесь и сейчас». Если прежде люди стеснялись говорить об «определенных» сторонах своей жизни, грехи против целомудрия считались чем-то постыдным, то в наши дни ситуация кардинально изменилась, изменилась настолько, что нормы той, ушедшей в прошлое, жизни даже и припоминаются-то с трудом. Сейчас наоборот: человек, каким-то чудом сохранивший целомудрие, стесняется этого факта, боясь, что его осмеют или сочтут неполноценным более «раскрепощенные» знакомые.

Право на близкие отношения без ответственности, на отсутствие нравственного самоконтроля, а тем более контроля с чьей бы то ни было стороны, и иные подобные права становятся сейчас очень значимой составляющей той «свободы», которую ее ревнители почитают чем-то безусловно священным. И потому разве удивительно, что Церковь, так или иначе, но постоянно напоминающая о том, что подобная свобода именуется малопривлекательным словом «блуд» и что конец ее таков же, как и конец ничуть не менее свободных Содома и Гоморры, вызывает доходящее порой до ненависти раздражение, а ее служители именуются «ханжам» и «фанатиками»? Но очевидно и другое: вины Церкви тут нет никакой, она просто называет вещи своими именами.

«Фарисеи и лицемеры»

«А вы сами-то верите в то, чему учите?» — такой вопрос в разных вариантах нередко звучит в адрес представителей православного духовенства. Что вызывает подобное сомнение? То простое обстоятельство, что, по слову апостола Павла, для того, чтобы верить, надо «обезуметь», утратить «мудрость» этого мира? И может быть, самим вопрошающим не под силу подвиг такой веры? Но самое главное — чему мы учим. Сможет ли кто-то сказать, что в Евангелии есть что-то «античеловеческое»? Нет, его содержание — любовь: Бога к человеку, человека к Богу и людей друг ко другу. Невероятной представляется история Церкви, особенно в той своей части, которая относится к жизни святых, повествует об удивительных ее обстоятельствах, о совершавшихся ими силой благодати Божией чудесах? Но если бы знали Фомы неверующие, насколько достоверными должны быть представленные в соответствующую комиссию сведения о чудесах, чтобы они действительно были приняты Церковью за чудеса Божии и чтобы святые были прославлены! История Церкви — такой же (а зачастую и гораздо более достоверный) документ, как история государства. Нельзя игнорировать ее — будь то дошедшие до нас из древности мученические акты, или бесчисленные свидетельства о чудесах святителя Николая, или беседа Мотовилова с преподобным Серафимом Саровским о цели христианской жизни. Нельзя игнорировать ее, поскольку она реальна и подтверждена многочисленными свидетельствами верующих людей, в том числе и тех, что заплатили за право такого свидетельства своей мученической кровью.

И мы действительно верим в то, чему учим. А если кому-то все равно кажется, что это не так, то пусть он вспомнит слова Спасителя, убеждающего Своих учеников поступать не по делам, но по учению фарисеев и книжников, поскольку учение их было верным, а жизнь — плохой (см.: Мф. 23, 2-7). И наше учение о любви к Богу и к ближнему верно и весьма хорошо. И за то, что мы несмотря ни на что стараемся нести это учение людям, кажется, совсем не стоит нас так строго судить.

И все-таки: за что?

И после всего выше разобранного и сказанного, а точнее, именно вследствие этого хочется задать все тот же вопрос: «И все-таки: за что?». И ответ невольно напрашивается очень простой: да по сути — ни за что.

Кто-то не любит по инерции, не будучи способен преодолеть власти стереотипов, навязанных еще советской идеологией. Кто-то — по причине того, что его жизнь превратилась в постоянное противление Богу, а содержанием бытия стала ненависть к Нему и всему, связанному с именем Его. Кто-то — потому, что Церковь — пусть даже невольно — становится обличительницей его недобрых дел. Ну а кто-то — оттого, что видит в ней помеху в своей борьбе за власть над человеческими душами (не потому, что Церковь выступает как конкурент и участвует в этой борьбе, а в силу того, что она освобождает людей от уз лжи и ими становится уже не так просто манипулировать).

Но разве во всем этом есть хоть какая-то вина Церкви? И разве оказываются состоятельными те обвинения, которые предъявляются ей?..

Вот, пожалуй, самое главное: Церковь невозможно любить, не узнав, что же она такое есть, а узнав — также невозможно не полюбить ее. И можно, наверное, сказать одну парадоксальную, требующую от «внешнего» человека глубокого осмысления вещь: мы, «люди Церкви», знаем действительные недостатки той жизни, которой мы живем,— наши собственные недостатки, очевидные по-настоящему порой только для нас самих. И это совсем не препятствует нашей любви к Церкви. Почему? Потому что только она и может помочь человеку избавиться от своих недостатков и стать другим — лучшим и достойным ее бесконечной святости и чистоты.



Новое на сайте

>

Самое популярное