Религия - неотъемлемая часть человеческой жизни. Не стоит обманывать себя иллюзиями, что она ничего не значит для вас. Было множество попыток опровергнуть существование Бога, но возникает вопрос: где сейчас эти люди? Вера же в Бога осталась. Даже сейчас, в век развития нанотехнологий, религия остается существенным фактором жизни человека, потому что дает надежду на бытие после смерти.
Что же за религия, которая не имеет своих вождей. В христианстве принято называть таких религиозных лидеров священниками, но все та же история показывает нам, как часто люди, называющие себя пастырями, занимаются только тем, что стригут свою отару. Однако существуют и такие последователи этого призвания, которые стараются сделать этот мир чище и лучше, по крайней мере не допустить его превращения в ад.
В этой статье читатель познакомится с весьма интересным священником, которого можно назвать первым интернет-проповедником.
Юные годы
Священник Константин Пархоменко родом из города Новосибирска. Его рождение совпало с празднованием Дня партизана. Что же касается церковного календаря, то он родился в День памяти одного из 70 апостолов, которые впоследствии проповедовали вместе с Итак, его рождение произошло 29.06 1974 года.
Его семья не отличалась набожностью или стремлением к познанию Истины, родители были обычными людьми. Отец трудился в одной из местных редакций, мать преподавала в музыкальном училище.
Юный Константин довольно прохладно относился к религии, круг его интересов состоял из игры на гитаре и занятий восточными единоборствами.
Будущий священник Константин Пархоменко прошел к своему обращению. Какой именно - он не признается, но совершенно ясно, что только какие-то серьезные испытания могли перевернуть мировоззрение юноши и обратить его мысли к Богу.
Обращение
В 1987 году происходит величайшее событие в жизни будущего священника. Как признается сам священник Константин Пархоменко, он ощутил благодать, которую получил в таинстве крещения. Это событие было не просто ритуалом, который необходимо сделать. На самом деле в нем он почувствовал именно непосредственное присутствие Бога рядом.
После крещения он ведет себя, как активный член православной общины. В период с 1989 по 1991 год помогает в реконструкции храма, который был передан епархии городом.
В 1990 году происходит еще одно событие, которое вновь изменяет жизнь молодого человека. Будущий священник Константин Пархоменко, биография которого уже не раз менялась, благодаря случайности или, если верить основам христианского вероучения, по воле Господа встречает протоиерея Виктора Норинова, который советует парню поступать в семинарию.
Обучение в духовной семинарии
Священник по настоянию своего духовника, выбрал для обучения духовную семинарию. Она была расположена в духовном и интеллектуальном центре России. Град Петров настолько поразил воображение молодого человека, что тот подолгу бродил по узким улочкам города. Здесь он предавался размышлениям относительно человеческого предназначения и места в этом мире. Духовная семинария показала, что он способный ученик, проблем с учебой у него не было, однако в это же время у него формируется понимание того, что современное общество, которое позиционирует себя как христианское, совершенно незнакомо с основами и главными задачами христианской жизни. Прочитывая ежедневно несколько страниц из священного писания Нового завета, Константин пришел к выводу, что необходимо проповедовать учение Христа людям, которые его окружают.
В это время его начинает привлекать миссионерская деятельность, однако в полной мере его потенциал как проповедника смог раскрыться только тогда, когда он окончил семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
Обучение в духовной академии
Окончив в 1995 году духовную семинарию, Константин поступает в академию. Бесспорно, что град Петров оказал очень большое влияние на его мировоззрение. Ведь именно здесь находится учебное заведение, которое дает самое лучшее образование священнослужителям. Духовная семинария дает осознание великой миссии, которая возлагается на пастыря. Это проповедь Слова Божия.
Кроме учебы, будущий священник Константин Пархоменко начал заниматься миссионерством. Его деятельность была настолько разнообразна и широка, что многие преподаватели удивлялись, откуда у молодого человека столько сил и энергии постоянно выступать и рассказывать о христианстве. Необходимо отметить, что эта деятельность помогла ему отыскать свою будущую супругу.
Семья
Он женат на Елизавете Пархоменко, имеет пятерых детей. Отец Константин - удачливый человек, который смог обрести не только жену, но и спутницу жизни, полностью разделяющую его взгляды на жизнь и оказывающую ему во всем поддержку. Вместе с женой отец Константин издал несколько книг. Семейная жизнь супругов базируется исключительно на Священном Писании и Предании Церкви. В ней царит атмосфера мира и покоя. Дети воспитываются в духе православной традиции, что влияет на них только положительно. Супруги признаются, что не могут жить один без другого.
Миссионерская деятельность
Еще в годы обучения в академии миссионерская работа стала одним из наиболее излюбленных занятий Константина. Это не осталось незамеченным со стороны священноначалия. После нескольких удачных выступлений он был назначен руководителем миссионерского отдела академии. В это же время он раскрывает свой потенциал как проповедник. Константин ежедневно проводит мероприятия, проповедует в школах, институтах, детских садах. Вскоре уже он начинает заниматься более ответственными работами, он проповедует уже более окрепшей аудитории, выступает перед милиционерами, солдатами, также посещает дома престарелых, не обходит и людей с ограниченными возможностями. Как он впоследствии сам признавался, наиболее трудно ему давались проповеди среди душевнобольных и людей, находящихся на принудительном лечении от наркотической зависимости.
Кроме этого, он часто выступает по радио, является организатором таких проектов, как «Теос», и христианского канала «ОКО», который впоследствии возглавил.
В 2001 году был назначен ведущим на радио «Град Петров», где работает и по настоящее время. Кроме этого, он ежедневно записывает различные видео и выкладывает их в «Ютубе».
Священническая деятельность
По окончании академии, не оставляя миссионерской деятельности, он назначается чтецом Свято-Казанского кафедрального собора. В 1999 году был рукоположен в дьяконский сан и оставлен служить в том же соборе. В 2000 году, после прохождения практики, над ним была совершена священническая хиротония. Иерей Константин был направлен в храм святых Константина и Елены, недалеко от поселка Репино.
Авторитет молодого священника был настолько велик, что большое количество людей приезжали со всего города послушать его проповеди и поучаствовать в богослужении. Ни для никогда не было загадкой, что священник Константин Пархоменко где служит, там собирается огромное количество прихожан.
В 2001 году его перевели в собор Живоначальной Троицы.
В 2007 году возглавил отдел Санкт-Петербургской епархии, занимающийся проблемами семьи и молодежи.
В 2010 году указом святейшего патриарха московского был возведен в сан протоирея за заслуги перед Церковью.
Литературная деятельность
Батюшка является автором большого числа книг и статей, которые знакомят читателя и широкую общественность с христианством. Необходимо отметить, что в своих работах автор старается максимально простым и доступным языком донести до читателя, что христианство и его суть заключаются не только в правильном изображении на свое теле. Христианство призывает человека к тому, чтобы тот стал лучше, отбросив различные страсти, устремился к Творцу, чтобы достичь жизни вечной.
Священник Константин Пархоменко книги пишет, позволяющие читателю встретиться с настоящим христианством, они являются бестселлерами православной литературы. Это, например, тикие работы, как "Об Ангелах и бесах", "Воспитание ребенка в христианской семье", "Жизнь за порогом смерти" и другие.
Неоднократно священник получал за них не только церковные награды, но и светские премии.
Православный молодежный центр
Отец Константин поражает своей трудоспособностью, ведь кроме всего вышеперечисленного он возглавляет православный молодежный центр. В далеком 1995 году, параллельно с созданием проекта на телевидении, тогда еще студент академии Константин занимался созданием православного центра для молодёжи. Уже тогда будущий священник понимал, что только работа с людьми должна быть основной задачей Церкви.
Поэтому закономерным является тот факт, что им было создано общество молодых людей, которые исповедуют одинаковые религиозные и моральные ценности.
Центр занимается проведением различных благотворительных акций, кроме этого, в нем можно встретить свою будущую половинку.
Церковные награды
Благодаря своей священник Константин Пархоменко неоднократно награждался различными церковными и светскими наградами.
В 1998 году был удостоен отличительного знака Великомученицы Татьяны.
В 2006 году получил орден «Сердце Данко» за вклад в духовное возрождение и деятельность среди молодежи.
В 2012 году награждён медалью с изображением апостола Петра.
Таким образом, священник Константин Пархоменко является отличным примером для подражания, потому что людей, даже среди духовенства, которые так рьяно готовы служить людям, не так уж много. Чаще, к сожалению, сталкиваешься с удачными менеджерами в рясах, чем с хорошими священниками. Однако, имея такой пример, как вышеописанный священник, понимаешь, что все же остались добросовестные служители с чистыми помыслами.
О прощении сказано много христианских проповедей и написано немало книг. И все-таки вопросы у нас остаются, и каждому приходится искать на них ответы самому, пусть и прибегая порой к помощи духовно опытных людей. Всегда ли прощение означает полное восстановление прежних отношений? А если не всегда, как узнать, на пути ли мы к прощению? Совместимо ли прощение с отстаиванием своих личных границ? Как быть, если простить не можешь, не в силах? Об этом рассуждают клирик собора Святой Живоначальной Троицы лейб-гвардии Измайловского полка в Санкт-Петербурге, известный церковный публицист протоиерей Константин Пархоменко и его супруга, семейный психолог Елизавета Пархоменко.
- В Новом Завете тема прощения возникает сразу, а Ветхому она что же - чужда?
Когда в Ветхом Завете говорится око за око, зуб за зуб (Лев. 24, 20), речь не идет о прощении обидчика, но это тем не менее шаг вперед по сравнению с добиблейскими представлениями о кровной вражде - за однажды нанесенную обиду мстили долго, могли убить не только самого обидчика, но и всех членов его семьи. Так что введенный Господом в Ветхом Завете принцип равного воздаяния, конечно, ограничивал зло. Но ни о каком прощении речи не шло. О прощении первым заговорил Христос. Это одна из любимых тем Спасителя, очень много поучений Христа, в том числе притч, связаны с ней. И Христос не просто учит, Он Своим примером показывает идеал прощения. Он никогда ни на кого не держит злобы и, даже умирая на Кресте, прощает Своих мучителей и убийц: Отче, прости им, не ведают, что творят (ср.: Лк. 23, 34). А Своей крестной смертью Он всему человечеству прощает все злодеяния, совершенные ранее. Впрочем, надо пояснить, что Он не вообще всем дарует такое прощение, а тем, кто примет Его как Искупителя и Сына Божьего.
Итак, человеку дается возможность начать жизнь заново. И бесконечно прощенный христианин, начиная свою христианскую жизнь, также должен простить другим людям. Об этом говорится в молитве, которую оставил нам Сам Христос - «Отче наш»: «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». В более древней версии было: «…как и мы простили должникам нашим». Древние христиане отталкивались от того, что они прощены и сами уже всем простили, что теперь они по-новому строят человеческие отношения. Но постепенно Церковь стала понимать, что, к сожалению, мы не дотягиваем до этого уровня - мы хотели бы простить, но пока только учимся прощать. Поэтому слово изменили, чтобы там отражалась вот какая мысль: «Прости нам настолько, насколько мы учимся прощать».
Когда я был мальчиком, у меня был друг, которого я очень любил. И однажды он надо мной посмеялся в присутствии компании дворовых ребят. Для меня это было ударом... Потом он много раз приходил ко мне, но я так и не смог наладить с ним общение. Я был далек от веры, и, помню, меня эта история ранила очень сильно. Мне было очень грустно, что я потерял близкого друга. Хотя, по правде говоря, потерял не по вине того мальчика, а по своей узости и неспособности простить. Теперь я иначе отношусь к подобным человеческим поступкам - прощаю людям, понимаю, что каждый может оступиться, что и сам я совершал грехи по отношению к моим ближним. Вот как в браке супруги постоянно друг перед другом бывают виноваты и постоянно друг друга прощают - и это становится полем для совместного роста. А без прощения рост невозможен.
Елизавета Пархоменко: Христос задает высокие стандарты, и без этого христианство немыслимо. И слова Христа о прощении - одни из самых ярких. Но любому из нас когда-то бывает сложно простить обидчика. Одно дело - сказать: «Я прощаю», другое дело - действительно примириться, принять. И мне бы хотелось здесь разграничить наши поступки и наши чувства. Когда Христос говорил о прощении, Он говорил именно о делах, а не о чувствах.
Мне кажется, что понимание этого снимает с человека чувство вины за «неспособность простить». Потому что одно дело - высокая планка, которая нам задана, и наши чувства в связи с этим, другое дело - понимание того, что нужно сделать вот здесь и сейчас, когда высокий идеал еще не достигнут, а на достижение этого идеала может уйти вся жизнь. И если я в ответ на сделанное мне зло не отвечаю злом, то уже выполняю заповедь Христа. А дальше я уже могу размышлять о том, что мне делать, если я человека прощаю и злом за зло ему не воздаю, но у меня остается в душе очень сильное напряжение, с которым тяжело жить. Как раз с этим люди приходят к священнику и к психологу.
Протоиерей Константин Пархоменко: Да, да. Наше прощение - как понимал его Христос - это прежде всего не психологическая перемена в нас (эмоциональное состояние не изменяется так быстро, особенно если обида нанесена сильная), а наше доброжелательное отношение к тому, кто нас обидел. То есть сначала прощение, выражающееся в нашем добром отношении к обидчику, а потом, надеемся, придет и психологическое прощение. Это как в заповеди о любви к врагам: ведь речь идет не об эмоциях, а о делах любви, о том, что мы не должны воздавать злом за зло, что мы должны делать добро в ответ на зло.
Ко мне часто приходят люди, пережившие большие жизненные потрясения. Например, женщина, над которой в детстве издевался отец - вплоть до сексуального насилия. Она разговаривает со мной, плачет, трясется, говорит, что не может этого простить. И я не могу ее за это осудить. Но я говорю ей: «Даже если Вы не можете простить отца, начните делать ему добро, начните строить с ним общение, не мстите ему тем, что порвали с ним отношения, молитесь Богу, чтобы Он дал Вам силы простить отца в сердце». Если начинает выстраиваться такой диалог, то и внутренне человек как-то меняется.
- Да, прощать необходимо, но как быть с личными границами, их ведь надо как-то защищать…
Елизавета Пархоменко: Есть несколько способов сделать так, чтобы в душу пришел мир. И, как ни странно, некоторые из них ведут в сторону, обратную от прощения. Человек задается вопросом: «Всегда ли хорошо не давать сдачи?». Думаю, что есть разные ситуации, в некоторых из них единственный способ простить - это защитить свои границы, проявить свой гнев. А гнев, как и всякое чувство, создан Богом и дан нам зачем-то, следовательно, может быть полезным. Иногда он позволяет нам сохранять себя, добиваться своих целей. Недаром у нас и агрессивность часто ассоциируется просто с жизненной позицией. Есть также выражение «здоровая агрессия». И важно понять, где проходит грань между агрессией здоровой и нездоровой. Потому что если мои границы переходят раз за разом, то, вероятно, во мне будет расти злость. Она будет расти, накапливаться до тех пор, пока не прорвется наружу, так что всем вокруг будет плохо (мы часто такое видим: человек терпит, терпит, а потом «взрывается»). Либо - другой вариант: накопленная злость выйдет из человека спустя долгое время каким-то «кривым» способом - пассивной агрессией (подсознательное желание идти против требований любых авторитетов.- Ред.). Всё это, конечно, не является прощением, хотя при этом человек может даже декларировать, что он всех простил. Поэтому, мне кажется, важно сказать, что зачастую внутренне простить - это разобраться, где и как мы можем отстоять свои границы.
Мне вспоминается история одной моей клиентки - мы работали с ней год, и она постоянно говорила, как сильно обижена на своего мужа за то, что он не хочет ехать с ней в отпуск никуда, кроме как в дом своих родителей, где нужно было все делать так, как хотят они. Наконец она заявила, что тоже имеет право отдыхать так, как ей хочется, и, если супруг не поедет с ней туда, куда хочет она, отправится отдыхать без него. Это не универсальный совет для всех, но в той ситуации муж ее услышал, сказал: «Конечно, я поеду с тобой, если ты хочешь». Но для нашей темы важно то, что изменилось и ее эмоциональное состояние - обида на мужа исчезла. А ведь сначала муж рассердился, даже стал говорить ей какие-то колкости, но она как-то сразу смогла его простить. Получается, когда человек отстаивает себя как личность, ему бывает легче прощать. Конечно, с такими крайностями, как сексуальное насилие, все гораздо сложнее, а вот в быту порой человек говорит другому: «Стоп! Здесь начинаюсь я!» - то есть проявляет себя достаточно агрессивно, но в душе его злости нет, наоборот, он успокаивается.
То есть не нужно связывать прощение с безусловным разрешением другому поступать с нами так, как он хочет. Отстаивая свои границы, можно продолжать относиться к человеку вполне доброжелательно.
А если я не обижаюсь на человека, но избегаю с ним общения, потому что не доверяю ему, так как он может представлять для меня какую-либо опасность, значит ли это, что я его не простил?
Протоиерей Константин Пархоменко: Думаю, что нет. Дистанция - это нормально. Но самый достойный, как мне кажется, вариант - открытый, честный, когда, например, я продолжаю с человеком доброжелательно общаться, но не начинаю с ним новых совместных дел. Если человек меня раз за разом обижает, я могу общение и не поддерживать, но сохранять доброжелательное к нему отношение. Можно сказать честно: «Извини, пожалуйста, мне тяжело с тобой общаться, я что-то в себе не могу преодолеть».
Вот пример: у нас в храме был брат, алтарник, который любил тайком запускать руку в церковную кружку. Это было замечено один раз, другой, третий, ему деликатно сделали замечание, он пытался как-то выкрутиться. Все поняли, что от этого брата можно ждать подобных поступков и впредь. Однако отношение к нему не изменилось. С ним продолжали доброжелательно общаться, просто его больше не ставили в ситуацию, которая могла бы его искусить, и, так или иначе, контролировали. То есть у нас не было негатива по отношению к нему, было понимание, что все люди немощные и что вот этот наш брат не может свою немощь победить. Знаете, на радиостанции «Град Петров», куда я хожу записывать передачи, раньше висело объявление, которое мне очень нравится: «Дорогие братья и сестры! Не оставляйте вещи без присмотра, не искушайте немощных доступностью денег».
Елизавета Пархоменко: Это зависит от того, о каких людях идет речь, чего они хотят добиться. Я думаю, что простить человека так, чтобы потом еще и строить с ним отношения, можно, если человек этого прощения просит. И иногда для того, чтобы человек попросил прощения, достаточно просто сказать ему о том, что он нас обидел. Это часто происходит в семьях - я вижу это в работе с моими клиентами: иногда человеку стоит только попросить прощения, как он тут же это прощение получает.
Но не следует ли христианину отказаться от защиты личных границ, доверив их исключительно Богу? Преподобный Серафим Саровский не только простил напавших на него разбойников, но и запретил их преследовать по закону, то есть вторгся и в юридическую область.
Протоиерей Константин Пархоменко: Думаю, что это зависит от личного решения человека в конкретной ситуации. Бывает, что возможно не одно, а несколько правильных решений. Мы знаем, что разбойники, напавшие на Серафима Саровского, покаялись. Может быть, это Господь святому открыл, что их не нужно преследовать. А какие-то другие могли не покаяться - их бы отпустили, а они пошли бы и кого-то другого ограбили или зарезали. Так что история с Серафимом Саровским - это исключительный случай, возможный, в первую очередь, со святым человеком. Ее ни в коем случае нельзя возводить в общее правило. Нельзя не давать вершиться правосудию, которое ограничивает распространение зла.
Даже и в церковной среде порой приходится слышать, что прощать мы должны только тех, кто прощения у нас просит, а если человек не просит, то какое же может быть ему от нас прощение…
Протоиерей Константин Пархоменко: Христос же не ставил никаких условий для нашего прощения. Он не говорил: «Прощайте после того, как у вас попросят прощения». Он заповедал нам любить наших врагов. Подразумевается, что враг у нас прощения не просит,- ведь если он попросит, то уже перестанет быть нам врагом.
Елизавета Пархоменко: Как ни странно, мы сами решаем, прощать или не прощать, злиться или не злиться. Часто можно услышать: «Я злюсь и ничего не могу с этим сделать». На самом деле может. И первый шаг здесь - принятие на себя ответственности за свое состояние: «На самом деле это я злюсь, это не тот другой человек отвечает за мою злость. Кнопочка включения и выключения моей злости находится не где-то там, а во мне».
Если человек говорит: «Что мне делать? Как мне простить?» - значит он уже ищет решение. А если человек такого решения не ищет? Как подвести к мысли о необходимости прощения?
Елизавета Пархоменко: Если человек не хочет прощать и доволен этим, то, пока с ним не случится что-то, что подвигнет его именно к прощению, его невозможно заставить простить. Точно так же как алкоголика невозможно убедить в том, что ему пора бросить пить, пока у него самого не созреет такое решение. Возможно, для этого ему придется дойти до дна.
Протоиерей Константин Пархоменко: Одно дело - простить человека, который у тебя взял деньги и не отдал, другое - простить убийцу твоего ребенка. Возможно, во втором случае человек в этой жизни и не сможет простить. Но как христианин он может сделать все возможное для этого, молиться, чтобы Господь дал ему мир в душе.
Елизавета Пархоменко: Невозможность простить обидчика и отпустить ситуацию ведет к застреванию в ситуации. Именно это происходит с жертвами насилия. Они застревают и не развиваются, например не могут строить новые отношения. Поэтому у них путь к прощению лежит поначалу через какую-то злость, сильную и страшную, такую, с которой сложно соприкоснуться, но ее нельзя обойти или перепрыгнуть. Это путь от противного, и это особая проблема. Часто люди приходят на консультацию, и как только касаются определенной темы, то как будто теряют ощущение реальности. У человека есть и хорошая семья, и хорошая работа, и еще много чего, а он сидит как замороженный и злится вместо того, чтобы жить. Думаю, что, во-первых, нужно все-таки взять на себя ответственность за свою злость, а во-вторых, посмотреть за нее. За злостью всегда стоит боль. Нужно обратиться к этой боли. Потому что злость - защитная реакция, легче злиться, чем разбираться со своей болью, со своей потерей. А когда человек принимает реальность, злость уходит, в ней больше нет необходимости.
Протоиерей Константин Пархоменко: И в духовной жизни то же самое. Если человек считает себя христианином, но не прощает, то происходит остановка в духовном росте.
- А как самому себе ответить на вопрос, простил ты или нет?
Протоиерей Константин Пархоменко: Как духовник, я вижу следующее: приходят люди, что называется, «ультраправославные», соблюдающие все посты, читающие акафисты. Говорят, что всех простили и всех любят, но начинается исповедь, и из человека изливается просто поток осуждения. Вероятно, у них накопились неразрешенные проблемы, в которых они сами себе боятся признаться. Идеал прощения - это принять обидчика в его прежнем статусе. Помните, как в евангельской притче отец принимает блудного сына (см.: Лк. 15, 11-32)? Он возвращает ему все, вплоть до права опять считаться наследником своего состояния. А если так не получается, значит надо с этим работать.
Елизавета Пархоменко: Когда человек говорит, что всех простил, а на самом деле это не так, то его слова - тоже защитная реакция, которая позволяет ему не задумываться о том, что происходит в его душе. В этом смысле верующему человеку бывает сложнее, потому что ему страшно признаться себе в том, что он злится: он знает, что это грех, что он обязан простить. И если мы говорим не о первой стадии, когда нужно просто не делать обидчику зла, а о следующей - о том, чтобы внутренне отпустить ситуацию, вернуть себе душевный мир,- то мы возвращаемся к тем способам, о которых уже говорили: отстаивание своих границ, соприкосновение со своей болью или выстраивание диалога с обидчиком.
Протоиерей Константин Пархоменко: Хочу вспомнить еще формулу, выраженную святыми подвижниками: наши враги - наши друзья, потому что они помогают нам что-то понять, к чему-то прийти, стать лучше, чем мы были. Древний подвижник авва Дорофей сказал замечательную вещь: «Каждый молящийся Богу: “Господи, дай мне смирение!” - должен знать, что он просит Бога послать ему кого-нибудь оскорбить его». Живя в этом мире, мы не можем избежать встреч с людьми, которые нас так или иначе ранят. Но каждая такая встреча - возможность открыть себя, честно на себя взглянуть, увидеть свою слабость, увидеть в себе отсутствие настоящей любви, терпимости - и с этим работать.
Священник Константин Пархоменко, Елизавета Пархоменко
Беседовал Игорь Лунев
Здравствуйте! Я провожу семейные и индивидуальные консультации.
О СЕБЕ:
Большое счастье – заниматься тем делом, которое ты любишь, которое тебе интересно. Тогда работа приносит удовлетворение и выполняется лучше.
Психология – мое второе образование. Прежде, чем стать профессией, психология долгое время, была моим увлечением, областью моих интересов. Расскажу, как это произошло: в 2000-м году в нашей еще молодой семье появился новый член: приемный ребенок, а с ним и определенные сложности, к которым мы не были готовы. Мы не стали сидеть сложа руки, стали искать решения трудным ситуациям. Отсюда началось мое знакомство с детской психологией. Оказалось всегда можно что-то предпринять, что-то изменить к лучшему, а часто и просто разрешить возникшую проблему.
У нас большая семья, пятеро детей, есть и совсем уже большие и маленькие. Большая семья - это огромная радость, масса положительных эмоций, но так же и множество постоянно возникающих вопросов. За время нашего супружества, мы столкнулись, наверное, с большинством трудностей, с которыми может столкнуться семья. Собственно, продолжаем сталкиваться… и искать решения и по сей день.
Семья – для меня огромная ценность. Место, откуда можно и нужно черпать силы для преодоления жизненных трудностей, источник радости и спокойствия. Это близкие люди, которые поймут и поддержат, разделят с тобой радость и грусть. Ведь именно этого и ждут от брака, люди в него вступающие.
Так должно быть. К сожалению, не всегда так получается. Так много камней преткновения на пути к счастью. Неудивительно: два человека, каждый со своим багажом, накопленным с детства, багажом представлений, привычек, осознаваемых и неосознаваемых стремлений, должны жить вместе. И не только жить: существовать на одной территории, но и быть вместе, быть близкими, родными друг другу. Конечно, это не просто.
Печально, когда семья вместо того, чтобы делать людей счастливее, становится для них источником проблем. Так не должно быть.
Кто такой семейный психолог? Человек, который знает законы, в соответствии с которыми живет семья и может подсказать в каком месте и что необходимо исправить. Семья - сложный организм и не всегда очевидно, что же с ним не так. Тем более сложно это увидеть, тем, кто внутри этой семьи: вот и получается, что люди хотят что-то поменять к лучшему, но не знают как.
Представьте: сколько мнений, желаний, требований объединяются в семье. Понятно, что семья периодически переживает кризисы. Иногда эти кризисы затягиваются, необходим какой-то толчок для дальнейшего движения. Семейный психолог может быть этим толчком. Радостно видеть, когда в семье после серии консультаций, жизнь меняется к лучшему, люди становятся спокойнее и счастливее.
В каких случаях обычно обращаются к семейному психологу:
– Если существуют сложности во взаимоотношениях супругов (одного или обоих супругов что-то в их браке сильно не устраивает; есть значительные претензии к супругу/супруге; не получается прийти к взаимопониманию в отношении важных для супругов вопросов; супруги много ссорятся). Брак должен приносить радость и делать людей, живущих в нем, счастливее. Если дело обстоит не так, что-то нужно поменять.
– У семьи сложности во взаимоотношениях с кем-то из расширенной семьи (родителями и другими близкими родственниками супругов).
– В семье произошли изменения, к которым некоторые ее члены не могут привыкнуть (это может быть изменение состава семьи, например, рождение ребенка; или, наоборот, уход выросших детей из семьи; появление новых членов в случае повторного брака, например; переезд).
– Что-то беспокоит в поведении детей или ребенка (плохо себя ведет, перестал учиться, не выполняет требования родителей, у него проблемы с адаптацией в детском коллективе, страхи, энурез и т.д.). В таком случае именно семейная терапия будет наиболее эффективной. Сложно преувеличить влияние семьи на состояние ребенка, и только совместными усилиями всех ее членов можно справиться с трудностями.
– У кого-то в семье психологические проблемы. Ну, например, человека не удовлетворяет и мало радует жизнь, он чрезмерно тревожен и т.д. В таком случае человеку, конечно, может помочь индивидуальное консультирование. Но не менее, а в каком-то случае и более эффективным будет консультирование семьи в полном составе. Почему? Потому что, если в семье все устроено правильно, то человек получает там то, за чем идет к психологу: поддержку и помощь в решении своих индивидуальных проблем. А если этого не происходит, то, вероятно, во внутрисемейных отношениях чего-то не хватает... Чего? Этот вопрос как раз и может прояснить семейное консультирование у психолога.
Город: г. Санкт-Петербург
Семейное положение: замужем
Протоиерей Константин Пархоменко; Елизавета Пархоменко, психолог
Едва ли в наше время кого-то из церковных людей смущает обычная медицина, лечащая телесные болезни. С психологией дело обстоит сложнее, и это понятно, ведь психология – наука о душе. Поэтому светский неверующий психолог и воспринимается как некий шарлатан:
как можно заниматься наукой о душе, если не веришь в само ее, души, существование?
Однако существует и христианская психология. О том, конкурентны ли – психолог, верящий в душу, и священник, — рассказали протоиерей Константин Пархоменко и его супруга, семейный психолог Елизавета Пархоменко.
Зачем верующему человеку психолог?
Протоиерей Константин Пархоменко:
— Первая и основная задача Церкви – приобщить человека к Богу. Для этого — богослужение, Таинства. Затем — духовническая практика, то есть помощь человеку в его возрастании в меру Божьего замысла о нем. В первые века Церкви, когда люди могли в любой момент мученически закончить свою жизнь, о такой методике речи не шло. Но позже появились святые отцы, которые писали целые трактаты о христианской нравственности, о борьбе со страстями. И мы задаемся вопросом: может быть только это и нужно? Может быть, нам нужно углубиться в изучение святоотеческого наследия и этим ограничиться?
Я думаю так: опыт святых отцов, безусловно, важен, но целый ряд вопросов оказался в их наследии не затронутым или затронутым мало. А некоторые вопросы обсуждались в соответствии с представлениями тех эпох.
Например, психология христианской семьи – взаимоотношения супругов. Тогда были четкие представления о том, что жена должна сидеть дома, заниматься хозяйством и во всем слушаться мужа. Но ведь времена меняются – меняются люди, меняются их представления о ролях мужчины и женщины в браке. И перемены эти не в худшую сторону.
Я считаю, что мы стали глубже понимать тайну взаимоотношений полов по сравнению, например, со временем Иоанна Златоуста.
Думаю, что в этом аспекте современная психология может нам помочь.
Второй пример: мир детства.
Ведь ребенок как уникальный маленький космос, у которого есть свои проблемы и чье мышление развивается по своим особым законам, тоже мало интересовал святых отцов и их современников. А в последние столетия мы открыли ребенка заново.
Исходя из того, что сегодня мы знаем о человеке, о его психофизической организации, о работе его мозга, мы должны по-новому осмыслять и самих себя, и святоотеческое наследие.
Когда меня спрашивают, зачем верующему человеку психолог, я говорю: «Представьте себе, что ребенок получил психологическую травму, например, стал жертвой или свидетелем чьей-то агрессии. У него начинаются в психике страшные процессы. Чем ему может помочь Церковь? Причащать, исповедовать, а если ему нет 7 лет, то и без исповеди причащать. А дальше? Что может еще сделать обычный священник для избавления этого ребенка от этих страшных переживаний? Как он поможет ребенку вынести на поверхность и изжить то, что произошло?»
Психология – это наука о душе. И у психолога по определению есть время для работы с клиентом, это его работа, за которую он получает деньги. Психолога не отвлекают другие вопросы – он не рассматривает мистические темы или организационные: как наладить жизнь прихода или соцпомощь, которые обычно рассматривает священник. Совмещать священническое служение и работу психолога одному человеку очень сложно. Точно также редко удается совмещать пастырство и медицину.
«Важно разграничить духовные и душевные вопросы»
Елизавета Пархоменко: Я могу привести более обыденные примеры: у взрослого человека неспособность выстроить отношения с близкими, у ребенка энурез, у подростка суицидальные наклонности. Или немотивированная агрессия, навязчивые мысли и другие невротические проявления. Может ли такой человек прийти в Церковь и получить помощь? Думаю, что да. Если человек встретит внимательного священника – уравновешенного, мудрого, спокойного – и будет готов его слушать и сам будет искренне выполнять рекомендации, ему станет легче.
И возможно, человек не просто отвлечется от своих проблем, а найдет их решение. Если вместе со священником он выработает правильную жизненную позицию и начнет действовать так, как думает и чувствует, у него, безусловно, начнет меняться жизнь. Ведь православный взгляд на мир дает человеку очень цельную жизненную позицию.
Это один из вариантов развития событий. Но есть и другой вариант: человек может и не получить помощи от священника. Почему? Потому, что у священника может банально не оказаться времени – ведь для такого подробного общения с человеком требуются немалый временной ресурс, а прихожан много.
Или у священника может не быть необходимых для такой помощи знаний. Конечно, человек может изменить свою жизнь к лучшему, даже если он просто будет читать святых отцов. Но тут шансов еще меньше, если у него не будет какого-то пастырского, духовнического руководства.
Нередкая ситуация, к сожалению: человек неверно воспринял что-то в учении Церкви и не получил мудрого наставления по этому поводу, в результате его невротические склонности только развились и усилились.
Есть еще вариант: человек приходит к священнику со своими психологическими проблемами – неврозами, страхами, неумением строить отношения с людьми и тому подобным, а священник советует ему это принять, как данность. Человек принимает и живет с этим. Да, не все можно вылечить, да у человека могут быть какие-то ограничения, а в другой области какие-то радости. Да, люди тысячелетиями так жили – значит, можно и так жить. Другое дело, что
христианский подход предполагает использование всех возможностей для того, чтобы получить более полную радость от жизни.
У психолога в некоторых аспектах больше возможностей, чем у священника, ему легче сфокусироваться не только на конкретном человеке, но и на конкретном вопросе. Вероятно, священник тоже мог бы делать это, но тогда ему нужно было бы пренебречь множеством других обязанностей. И потому для людей важно разграничить духовные вопросы, которыми занимается священник, и душевные вопросы, которыми занимается психолог.
Один за всех? Можно и споткнуться
о. Константин: В древней Церкви были разные служения: кроме священников были дидаскалы (учителя), катехизаторы, миссионеры, пророки (характер их служения напоминал духовническую деятельность наших старцев), диаконы (занимавшиеся, в первую очередь, административными и социальными вопросами), врачи.
Сегодня же священник должен подчас один заниматься целым комплексом таких проблем. А тогда священник, пресвитер возглавлял евхаристическую общину и следил за нравственностью своей паствы, но не углублялся, как правило, в распутывание сложнейших клубков жизни прихожан.
В воскресный день ко мне на исповедь приходит сотня человек, а то и две сотни и больше. Говоря с каждым, у меня хватает времени только узнать, насколько жизнь этого человека хотя бы формально соответствует критериям христианской жизни: не блудит ли он, не ворует ли, не убивает, не задумал ли что-то плохое. Максимум, на что у меня есть время — дать какой-то краткий совет. А выяснить, почему человек поступает так или иначе, можно только в длительной индивидуальной беседе.
Вот я однажды задумался, сколько при моей разнообразной деятельности (проповедь, преподавание, требы, миссионерские проекты и прочее) могу позволить себе иметь духовных чад, с которыми я могу подробно беседовать хотя бы раз в неделю-две. Получилось, что не более двух десятков, более просто физически невозможно. А ведь прихожан значительно больше… Церковь не может рукополагать священника только для нескольких десятков человек, которым он будет оказывать внимательное, вдумчивое, неспешное духовное окормление.
Так что я глубоко убежден, что это нормально, когда человеку помогают и священник, и грамотный психолог. И думаю, что психолог должен быть на каждом приходе. Или, как минимум, священник должен знать координаты психолога, к которому он может направить кого-то в случае надобности.
В чем отличие христианского психолога от светского
о. Константин : Светский психолог исходит из мировоззрения, в центре которого стоит падший, искаженный грехом человек с его сиюминутными желаниями, со всеми его заблуждениями. Но именно он принимается за некую «норму».
Христианский взгляд предполагает, что «норма» – не человек падший с его «желаниями», а потенциал этого человека в христианской системе координат.
Нельзя потакать человеку в его грехах, важно помочь ему выйти на правильный путь. Когда женатый мужчина, который имеет любовницу, приходит к светскому психологу и говорит, что испытывает чувство вины, то неверующий психолог может стараться ему помочь от этого чувства избавиться.
Тогда как задача христианского психолога – не задавить человека этой виной, а помочь ему разобраться в том, что стоит за его изменами, почему он не может хранить верность и оставить свою страсть. Христианский психолог в своей работе исходит из того, каким этого человека хочет видеть Бог.
И ориентиры здесь – заповеди и та индивидуальная мера, в которую конкретный человек может их исполнить.
Границы компетенции
Елизавета Пархоменко: При этом у психолога есть границы компетенции.
Помочь человеку разобраться в ситуации, показать ему выбор – это то, что психолог может. А сказать человеку, чтоб он делал только так, а не иначе, психолог не вправе.
И в этом сходство подходов верующего и неверующего психолога. Я бы даже сказала так: дело психолога – помочь понять человеку из примера, что стоит за его изменами, — что с ним происходит на самом деле, о чем эта ситуация «измен» сигналит, лучше понять себя, свои чувства, мысли. Тогда у человека появляется свобода выбора в подлинном смысле. И тут уже решение за самим человеком. Психолог тут свое мнение транслировать не будет.
о. Константин: Верующий человек может общаться и со светским психологом, брать от него то, что кажется ему важным, а в храме со священником уже корректировать свою нравственную позицию. Я легко могу это представить потому, что у меня есть такие прихожане.
Разница в отношениях
— Услуги психолога должны быть платными? Некоторые считают — как же можно платить за «душевный разговор»?
о. Константин: Да. Если человек не платит, то его ничто не мотивирует на изменения, на выполнение рекомендаций психолога.
Елизавета Пархоменко: Деньги за психологическое консультирование – это ответственность человека. Кстати, в общении прихожан со священниками, которое бесплатно, такое бывает нередко: человек годами общается со священником, жалуется на одни и те же проблемы, получает ценные советы, которые не исполняет и всегда находит оправдания, и годами просто ничего не меняет в своей жизни.
о. Константин: Например, если с какой-нибудь пожилой женщиной дома никто не разговаривает, и, конечно, ей приятно, что она может прийти к батюшке, который ее выслушает и отнесется к ней доброжелательно – то это нормально. Желание выговориться у пожилой женщины — понятно.
Но когда приходят нормальные люди среднего возраста и делают то же самое, им это неполезно. От такого общения и священник выгорает.
Священник в любом случае должен оказывать людям поддержку бесплатно. Но реалии нашей жизни таковы, что если я сижу и беседую вот так с людьми, то меньше времени трачу на другие пастырские обязанности.
Елизавета Пархоменко: Деньги - это не только мотивация, но и границы. Во время терапии между психологом и клиентом возникают близкие, открытые отношения. Возможно, психолог для кого-то — первый человек в жизни, который его слушает, принимает. Кем тогда приходится психолог клиенту? Другом? Родителем? Учителем?
Чтобы отношения психолога и клиента были правильными, границы очень важны. Ведь если я плачу деньги за такое общение, то это точно не дружба.
Терапия — это только фрагмент жизни, как бы репетиция, мы пробуем тут что-то новое для того, чтобы потом выйти в обычную жизнь и начать жить по-настоящему.
о. Константин: В то время, как священник - это, скорее, отец. Недаром его называют батюшкой. И потому в его общении с прихожанином не должно быть товарно-денежных отношений. Разница между отношениями священника и прихожанина и отношениями психолога и клиента — как раз в границах. Психолог не может поехать на вечеринку к своему клиенту, а священник к прихожанину — может.
— Чем вообще отличаются отношения с психологом от отношений со священником?
Елизавета Пархоменко: Общение психолога и клиента ограничено конкретными временными рамками терапевтического сеанса. При этом и между священником и прихожанином, и между психологом и клиентом устанавливаются настолько близкие отношения, насколько для них это возможно. И основная разница тут не в качестве отношений, а в иерархии, которая в них присутствует.
У священника и прихожанина отношения строятся сверху вниз — это духовное руководство, у психолога и клиента отношения строятся иначе.
Ко мне часто приходят люди с запросом на мое «учительство», и мне приходится тратить определенное время на то, чтобы сказать: «Нет, я не готова брать ответственность за Вашу жизнь на себя, я не буду Вами руководить, я не готова быть Вам матерью. Наши отношения будут отношениями двух взрослых людей». И деньги играют не последнюю роль в формировании именно таких отношений.
А вот кризисную помощь можно оказывать бесплатно.
Кстати, это то, что может делать и священник, в чем он может заменить психолога и даже лучше психолога справиться с задачей.
Еще надо понимать, что психолог – тоже человек и ему надо как-то жить. Если он оказывает свои услуги бесплатно, то сразу встает вопрос о его профессиональной компетенции. Ведь кроме всего прочего ему нужно проходит личную терапию и посещать множество различных курсов для того, чтобы постоянно свою квалификацию повышать. А это все очень дорого стоит. Плюс личная и групповая супервизия, без которой тоже нельзя.
Если ставку психолога оплачивает государство или какая-то организация, например, Церковь, то можно, думаю, определить, какие услуги для клиента будут бесплатными, а какие платными. Понятно, что есть люди с серьезными финансовыми трудностями, которым тоже нужна психологическая помощь. Эти случаи требуют особого подхода.
— Многие воспринимают обращение к психологу, как не всякому доступную роскошь. А поскольку срок работы с психологом непрогнозируем, потенциальный клиент нередко подозревает, что психолог будет продлевать этот срок ради получения дополнительной прибыли.
о. Константин: Ну да, есть такие психологи. Есть и священники, которые также строят отношения с прихожанами. Например, священник говорит: «По всем вопросам спрашивай моего благословения». И прихожанин начинает вести себя нездоровым образом, что приводит к его инфантилизации, к тому, что у него атрофируется способность принимать решения. Он становится зависимым от священника.
Я считаю, что это очень опасный вариант духовничества, наставничества, даже если священник делает так не по злому умыслу. Подобное происходит в тоталитарных сектах, где гуру пытаются управлять людьми. А с деньгами это связано напрямую: прихожане благодарят священника, делают ему подарки, безропотно выполняют определенные просьбы…
И в работе с психологом, и в отношениях со священником критерий пользы: становится ли человек более взрослым, самостоятельным, лучше понимающим свою мотивацию, способным принимать верные решения? Или ему постоянно нужна «мамочка»?
Нужно ли священнику психологическое образование?
Пастырский семинар в ПСТГУ. Фото с сайта pstbi.ru
о. Константин: Азы - нужны. В том числе и для оказания кризисной психологической помощи, а это то, что священник делает часто. Но азы психологии теперь преподаются в духовной семинарии.
Священник должен понимать, как себя вести с психически неуравновешенными людьми, которые приходят в храмы, понимать, что и в каком случае говорить человеку можно, а что нельзя.
Без такого понимания священник может повести себя слишком провокационно и навредить прихожанину. Не повредит священнику и дополнительное психологическое образование.
Вот я недавно получил образование семейного психолога. И это облегчает мою пастырскую деятельность.
Малоизвестный вариант молитвы Оптинских старцев
Собор преп. старцев Оптинских. Средник иконы, фрагмент
— Современная православная психология - это адаптация традиции к современности или что-то еще?
о. Константин: Я думаю, это адаптация достижений современной психологии к христианству. И в церковной среде отношение к психологии меняется в лучшую сторону, общество в целом становится более грамотным в разных вопросах, например, в вопросах воспитания детей.
— Психология предлагает человеку разбираться с собой, в том числе со своим чувством вины. А христианские подвижники говорят о постоянном самоукорении. Нет ли здесь противоречия?
Елизавета Пархоменко: Противоречия нет. Святоотеческая литература все-таки в большей степени ориентирована на монахов. А монашеский путь — особый: под руководством опытного духовника человек отсекает свою волю и спасается. Путь к такому послушанию духовнику — через абсолютное смирение. Но это и в монашестве сегодня — редкость. А у нас эту максиму часто переносят на жизнь мирян, что не уместно и не полезно. Потому что не возможно.
Для мирянина важны многие качества, которые для монаха не актуальны или вообще вредны. К примеру, если я не умею отстаивать свои интересы, то я не смогу отстаивать и интересы близких.
А настоящие отношения супругов - когда оба человека могут сказать о своих потребностях и договориться. Если в такие отношения пытаются привнести монашеские практики, ничего хорошего не получается, у людей появляются неврозы. Мне очень нравится молитва Оптинских старцев, в ней есть такие слова: «Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом моей семьи, никого не смущая и не огорчая». Чаще мы встречаем вариант, в котором на этом месте стоит точка. Но есть более полный вариант, там есть продолжение: «…не теряя праведной твердости в защите добра и порядка».
Может ли психолог быть миссионером?
— У каждого человека, верующего или неверующего, есть свои этические принципы. Может ли психолог вообще не транслировать свое мировоззрение?
Елизавета Пархоменко: Инструмент, которым «работает» психолог — его личность, поэтому личное отношение психолога к ситуации не может не влиять на работу. Важно найти «своего» психолога, с близким тебе мировоззрением.
Я не называю себя «православным психологом». Я стараюсь быть профессионалом. Но я верующий человек, у меня есть свое мировоззрение. А поскольку психолог выстраивает с клиентом личные отношения, то меня с моим мировоззрением исключить из процесса терапии невозможно.
В мою задачу и компетенцию не входит обращение клиента в веру. Но увидев, что я верующая, клиент может захотеть узнать о моей вере больше.
Клиент всегда ищет своего психотерапевта, то есть, как правило, у меня на терапии остаются люди, которым нужна именно я. Как и любой психолог, я подхожу не всем. Так что, чаще, в моем случае имеет место не миссионерство, а катехизация.
Другое дело, что как раз потому, что ко мне чаще приходят люди церковные, на терапии всплывают вопросы их восприятия Бога, Церкви, темы смирения, послушания и так далее. То же смирение нередко оказывается «защитной реакцией», когда человек говорит: «Я всех люблю» и так защищается от окружающего мира, от своих подлинных чувств. И тогда моя работа может носить своеобразный просветительский характер - мы с клиентом проясняем, что его восприятие Бога и Церкви, скорее, продиктовано его внутренними запретами, в том числе детскими, и имеет малое отношение к тому, что на самом деле Церковь говорит. Человек приучается мыслить критически и воспринимать Бога и Церковь более свободно и живо.
— Есть мнение, что религия - это переключение внимания, уход от проблем, а не их решение.
о. Константин: Так бывает. Здесь можно вспомнить слова Энгельса: «Религия - опиум для народа». Религия во все века помогала людям справляться со стрессами, объяснять непонятное. А теперь у нас есть несколько лучшее объяснение грома и молнии, нежели громыхание по небу колесницы Ильи Пророка.
Но помочь справиться, успокоиться, пережить – на значит увести.
Не «увести», а перевести проблему в иной уровень, духовный, увидеть «проблему» перед Богом, в ее корне, понять Его волю о себе и принять ее, – вот смысл «религии» как связи с Богом.
Бог помогает решать нашу главную «проблему» — понять самих себя и прожить жизнь не в суете, а по-настоящему, открыв и реализовав то, что Он о нас задумал.
И если человек так понимает «религию», он начинает молиться, и его жизнь начинает меняться к лучшему и на мистическом, и на психологическом уровне.
Религиозный клиент – самый замороченный?
— Порой считают, что религиозный человек более склонен к мышлению штампами, к самообману, к искаженному чувству вины.
Елизавета Пархоменко: Это тоже правда. В Церкви, как и в жизни, из всего, что есть, человек видит и слышит то, что хочет и может воспринять. Как в евангельском отрывке: если око твое будет чисто, все в тебе будет светло.
Например, приходит робкая девушка, которая боится отстаивать свою позицию или считает, что близкие отношения с мужчиной -всегда плохо. Ей тяжело с этим жить. Но тут в Церкви она слышит монашеские наставления на этот счет – как раз про смирение. А еще о грехе удовольствий. В силу своего настроя все другое она пропускает мимо. И вздыхает с облегчением – теперь ее внутренние запреты стали внешними законами. Она живет так, как и до того, только теперь с ощущением, что «все правильно».
Поначалу это сильно облегчает жизнь. Но проходит время, девушка в возрасте, а семью не создала… И начинаются сомнения: как же так? Вроде все делает «правильно», а вот нет радости!
Мы с клиентами нередко разбираем такие ситуации: что они видят в учении Церкви, а что упускают и почему. И так приближаемся к тому, что и правда говорит Церковь, а где самообман как защита из страха жить. С моей точки зрения такая работа приближает к подлинному христианству.
о. Константин: Человек пребывает в некой иллюзии. Значит ли это, что надо его в этой иллюзии и оставлять? К сожалению, часто так и оставляют и считают, что это нормально.
Я уверен, что человека из этих иллюзий нужно выводить. Наше христианство должно быть трезвым. И замечательно, когда есть пастыри, которые понимают, что к нашим мирским реалиям не всегда применима монашеская логика. Но их мало. Чаще человек попадает в обстановку, которая становится питательной средой для его комплексов. Но Церковь не должна потакать человеческим неврозам, наоборот, она должна бороться с ними. Помогать освободиться от ненужных страхов, страстей, невежества.
Болезнь или беснование?
Христос исцеляет гадаринских бесноватых. Фреска, 14 век. Сербия, мон. Высокие Дечаны
— Как отличить человека с психологическими или психическими нарушениями от бесноватого?
о. Константин: В древности никакой психиатрии не было. Люди с психическими проблемами ходили по улицам и пугали своим поведением окружающих. Это воспринималось как беснование. Сегодня мы понимаем, что часто это не беснование, а психическая болезнь, например истерический невроз.
Но есть реальное беснование. Оно может проявляться от соприкосновения со святыней. Хотя и здесь бывают моменты психической болезни, которая проявляется в излишней впечатлительности: человеку сказали, что он бесноватый, и он начинает соответствовать этой модели.
Мне кажется, что признаки беснования проявляются при конфликте с правдой, добром.
Например, если человека раздражает все, что связано с добром, с любовью, а ненависть, злоба его привлекает, тогда можно подозревать беснование. Тот же террорист может быть не просто зомбированным, но и бесноватым. Любой человек, который активно грешит и находит в этом удовольствие, может быть бесноватым, даже если выглядит благополучным. И ведь огромное количество людей не подозревает о себе, что они бесноватые. Но в ситуациях, когда надо сделать выбор, это беснование проявляется.
Вот как 20-е и 30-е годы прошлого века люди разрушали храмы, требовали расправ над священниками и жестоко расправлялись — радуясь тому, что людей мучают. Что это? Мне кажется, это не просто психологическая запущенность.
— А что вы можете сказать про отчитки?
о. Константин: Отчитка - это абсолютно не соответствующее православному преданию явление. Вот если вы скажете про отчитку афонскому монаху, ему это покажется странным. Хотя теперь они привыкли, что приезжающие из России про это говорят. Отчитка отсутствует в святоотеческой традиции, экзорцизм, как практика, появился сначала у римо-католиков. У нас же - исповедь, Причастие, добрая христианская жизнь изгоняют бесов из человека.
— Но ведь во время отчиток люди кричат не своими голосами и так далее…
о. Константин: А не факт, что это беснование. Возможно, это какие-то психические явления, объяснимые с медицинской точки зрения. Знаю случаи, когда священники говорили некоторым психически неуравновешенным прихожанам, что они бесноватые, и те этому верили и, действительно, начинали при виде храма рычать и лаять, то есть следовали той модели, на которую их сориентировали.
Еще до 1917 года российский психотерапевт Краинский написал книгу «Кликушество и беснование», где описывает такие механизмы.
Поэтому я не уверен, что лай и ор обязательно означает беснование.
Вообще отчитки часто превращаются в шоу: люди приезжают один раз, а им говорят, что надо ездить регулярно. И они начинают ездить и участвовать в спектаклях, которые там разыгрываются, некоторые даже поселяются поблизости - и сами верят, что они бесноватые. Но мне кажется, что беснование проявляется более тонко и страшно - скорее, в том, что кто-то учиняет над людьми расправы или подписывает документы, из-за которых гибнут люди, чем в том, что кто-то кричит на Литургии.
Да в каком-то смысле все мы бесноватые, ведь мы грешим и потакаем каким-то грехам. И чем больше человек потакает какой-то страсти, тем больше он чувствует, что им руководит какая-то сила.
